Я опустил воротник полушубка, но, кроме свиста ветра, ничего не услышал.
Мы поднялись на второй этаж. Дверь в квартиру была не заперта. Никто не вышел и на наш стук в прихожей. Тоня осторожно прошла дальше, в комнату Ольги, и тихо вскрикнула.
Ольга, бледная как мел, стянув на груди пуховую шаль, сидела на полу, держа в руке куски стекла. Вокруг нее валялось множество мелких осколков, среди них лежал разбитый будильник.
— Что случилось? — спросил я.
Ольга повернулась лицом к окну. Тюлевая штора надулась парусом, и в комнату порывами залетал холодный ветер.
— Не знаю! Кто-то стрелял!.. — прошептала она.
Я подошел к окну. Вдали, над заводом, сияло багряное зарево. Ночная смена литейщиков вела плавку чугуна. А здесь, перед домом, темнела огромная территория нефтяного склада. Унылый свет фонаря падал на белую цистерну, и больше ничего не было видно. Пустынно и мертво. Кто же стрелял?
Я заткнул дыру в окне диванной подушкой и подошел к стоявшим в глубине комнаты девушкам.
— Вот здесь я сидела до выстрела, — сказала Ольга. — Вспомнила, что не заведен будильник, подошла к комоду. Только протянула руку, тут звон разбитого стекла, будильник свалился и завертелся, как волчок, на полу. И портрет отца вон, у двери, покачнулся и съехал на сторону… Самое интересное, — мрачно добавила Ольга, — что я читала в этот момент «Фаталиста» Лермонтова…
— Ну, это уж мистика, чепуха, — сказала Тоня.
Ольга, не соглашаясь, покачала головой.
— Странные истории творятся на вашей улице и на этом складе, — заметил я. — Надо что-то предпринимать.
— Говорил я Феоктисту Павловичу.
— Кто это?
— Ну, Бойко, отчим…
— А сейчас дома никого нет? — поинтересовалась Тоня.
— Мама спит, — Ольга показала глазами в комнату напротив.
— Опять больна?
— Все то же, — тихо вздохнула Ольга. — Его нет четвертые сутки. Мама слегла. Сердечный приступ. В сильной форме.
Из-за двери донесся стон. Девушки тотчас скрылись в соседней комнате.