С коромыслом на плечах, жилистая и высокая, в косынке, подвязанной двойным узлом под самый подбородок, шла она своим не по годам шустрым, сбивчивым шагом по берегу.
В этот летний солнечный день Серафима нагрузилась как никогда. Поспела картошка. А кто ее не любит, молодую, в нежной кожурке? Серафима насыпала картошки целое ведро. Ну, а в другом, как всегда, — лук, редис. С огурцами в этом году что-то не выходило.
Сгибаясь под тяжестью коромысла, подошла к мосточку — широкой плахе, еще с весны кем-то заботливо положенной через ручей, и увидела мальчонку.
Решив опередить бабку с коромыслом, обалдевший от жары Кошкин с такой скоростью «рванул» по мостку, что лежавшая на камнях плаха неожиданно соскользнула с них, и Кошкин свалился в холодную воду.
Мокрый, несчастный, вылез он из ручья и сел на рюкзак. Получилось смешно, очень смешно, но стоявшая перед ним бабка даже не улыбнулась. Наоборот, она заботливо спросила:
— Зашибся?
— Нет, — отмахнулся Кошкин.
— Взопрел-то как…
— Чего-о?
— Взопрел, говорю, — убежденно повторила Серафима, в упор глядя на измученное, красное от жары лицо Кошкина. — За красками, поди, топаешь в город?
— Чего-о? — уже не сказал, а как-то прошипел Кошкин.
Серафима сняла с плеч коромысло и продолжала как ни в чем не бывало:
— А то вчера двоих таких же, как ты, мальцов повстречала. Вожатый послал их за красками в город. Для стенной газеты. Им надо бы автобусом сразу от лагерей, а они решили сначала пройтись берегом. Ну и растерялись, значит, не знают, как выйти на шоссе. Я им указала тропинку. Видать, хорошие ребята. Звеньевые оба. А ты, случаем, не звеньевой? Не звеньевой, говорю?
— Я-то? — У Кошкина на мгновение даже отнялся язык. — Я-то? — повторил он, захлебнувшись от горького смеха. — Рядовой я, бабка. Рядовой.
— А как звать?
— Кошкин.
— Нет, я хочу спросить, как имя твое?
— Кошкин. Меня так все зовут.
— Оттуда? — Серафима кивнула в сторону пионерских лагерей.
Кошкин промолчал: «Так я тебе и скажу!»
ebooksa