Когда нам семнадцать

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да всего-то пятерку, — ответила старуха.

— Прими, бабушка, от рабочего человека, — сказал он, протягивая ей деньги.

— Ой, да что ты, касатик! Что ты! — суетливо заговорила старуха. — Был бы жив мой сыночек, не убили бы его на войне…

— Бери! — почти приказал Куракин.

На выручку Лизе спешила Алевтина.

— О чем разговор? Берешь, что ли, платок-то? — спросила она старуху.

— Беру, беру, — засуетилась та.

— Возьми ты все это! — не выдержала Лиза и сунула Алевтине сумку. — На, держи, — повторила она и быстро скрылась в толпе. Среди разноцветных косынок, кепок, платков несколько раз появились и исчезли ее золотисто-рыжие волосы.

Растерявшаяся старуха стояла, прижимая к себе платок, и с недоумением поглядывала то на Пашку, то на Алевтину.

— Ну, прощай, бабушка, — сказал Куракин. — А с тобой, стерва, мы еще встретимся! — зло добавил он, погрозив Алевтине пальцем.

Юлька едва поспевала за ним, стараясь держаться рядом. Ей было и легко и грустно. Легко оттого, что она считала — теперь все самое главное сделано, на ее плечах уже не будет лежать этот груз. А грустно оттого, что все так получилось нескладно — Лиза сейчас где-нибудь в углу плачет, и Пашка думает о ней невесть что. А Юлька все знает и не имеет права сказать ему правду.

Она осторожно взяла Куракина под руку.

— Все. Не пойдет она больше с этой бабой, — сказал он вдруг.

Юлька промолчала.

— Никогда не думал про Лизу такое, черт! — Пашка остановился, закурил. — Ну, не хватает. Так не голодная же! В депо узнают — вышибут в два счета. Быстров церемониться не станет. Да моя воля — я бы ее к станку больше не подпустил! — Пашка, говоря это, распалялся все больше. — Ну, Лизка! Вот видишь, Юлька, какая бывает оборотная сторона медали. Ходит человек на работу. План худо-бедно тянет, разряд имеет, за руку с тобой здоровается! Обязательство вывесит в красивой рамочке! А выйдет за проходную — черт его знает что…

Пашка яростно выплюнул окурок.

— Рабочая честь… Вот тебе и рабочая честь!

Юлька подумала, что если не остановить сейчас поток Пашкиных обвинений, то уже никогда нельзя будет восстановить то, что когда-то зарождалось между этими двумя людьми. Да разве только между ними?

А он говорил и говорил. Юлька уже не различала слов, только слышала его голос.

— Паша…