Что, что, что?
То, что он бы тебя изломал как щепку. О, Вольф, брат, был дюжий парень.
Дюжий парень? Да. Когда лесничий Роберт и самых леших не боится, да, и то бы он струсил перед Вольфом? Нет! Он уж узнал, кто такой Роберт.
Как узнал?
А вот как. Он, не надеясь черною своею рожею заразить сердце Анны, вздумал прельстить ее подарками, да. А не имея у себя ничего, он вздумал воровать.
Что ж, лишь бы честным образом; а этот промысел тысяча лучших его предпринимали, да и теперь предпринимают с счастливым успехом, право.
Как? Воровать дичь в княжеском лесе, где я лесничим?
Однако ты бы не сердился за это на Вольфа, если б он не был твой солюбовник?
И если бы этой дичью не принаживал к себе Аннушки?
Как бы то ни было, а я таки поддел его, да, поддел; но судьи на первый раз простили его, да!
Да, простили, отнявши у Вольфа последнюю копейку.
И это каналье милость, да. Однако ж он не утерпел — я опять поддел его и представил в суд, за что он был посажен в смирительный дом[111]. Я торжествовал, да, я один обладал Анною, да, один. Опять появилась шельма, да, и я опять лишился Анны, которую он переманил к себе дичью, да, дичью, которую он стрелял в княжеском лесе. День и ночь не сводил я глаз, да, сидел в лесе, да, и стерег вора.
О-о-о! не напрасно чихнулось мне на дороге — я поспел на бал.
Милости просим, сударь.
Жаль, сударь, что опоздали. Здесь господин лесничий рассказывал нам свой роман.
О, я знаю его, он великий мастер лить пули.
Как? Я лью пули? Кому это ты сказал, молокосос?
Пьяному лесничему.
Лесничему, да! лесничему?