Самоцветы для Парижа

22
18
20
22
24
26
28
30

Последняя фраза убедила Вологжанина в том, что напал на ревнителя служебного долга. Эх, будь у него сейчас завалящая бумажонка на имя Силантия Воронкова, сунул бы ее под нос мужлану и поплевывал в потолок. Но нет ее, бумажонки. Лишь бы Макарка не подвел!

Они дошли до гостиницы «Американские номера», и только здесь понял Вологжанин, какому богу молится простоватый молодой человек, в котором он обманулся, — в гостинице располагалась Уральская ЧК.

(2) Екатеринбург. Май 1918 года

Камера находилась в подвальном помещении, в ней уже было порядочно задержанных. Макарка в первый раз видел так близко жуликов и бандитов.

Вон тот громила, что держится особняком, наверняка страшный убивец!

Бедный Макарка, откуда ему было знать, что преступников он квалифицирует совсем как небезызвестный итальянец Чезаре Ломброзо — по внешним признакам.

То-то бы он поразился, узнав, что громила на самом деле обыкновенный банковский чиновник, имевший глупость принять участие в саботаже постановлений советской власти, а белокурый красавец с ангельским взором и есть знаменитый своими преступлениями Васька-мокрушник, уголовник, исполнитель приговоров, которые выносила красным террористическая офицерская группа.

Очутившись в тюрьме, Макарка, и без того убитый, совершенно сник. А вдруг отсюда никогда не выпустят?

Вологжанин шептал в ухо:

— Как условились, Макарка, как условились, по-честному. Дядя Силантий, и все, стой на своем. Выпустят и тебя, и меня, непременно выпустят, и тотчас к доктору. А сейчас вот что...

Он вложил в Макаркину ладонь клочок бумаги.

— Выпустят раньше — передашь Розерту. Найдешь его в гостинице «Пале-Рояль», это там, где нас взяли, скажи, пусть ждет меня. Да не любопытствуй, все равно ничего не поймешь.

И совсем тихо, еле слышно:

— Это очень важно, не трусь... Он тебе кучу денег отвалит, корову мамка купит. Но если... Ты меня знаешь!

Макарка пустил слезу.

Вологжанина вызвали на допрос первым. За ним пришел пожилой усатый рабочий в кожаном картузе.

— Кто Воронков Силантий? Выходи!

Взгляд у него был усталый и участливый. И Вологжанин, отметив это как доброе предзнаменование, пошел на выход. Но прежде он сбросил с себя шинель, заботливо укрыл ею Макарку.

— Племяш, — пояснил часовому. — Совсем захолодал пацан.

На мгновение Вологжанин опнулся и дал добродушный совет мальчику, подмигнув ему при этом покрасневшим глазом: