Золото

— Беги, небось одни щигреты кушаете? — насмешливо улыбнулся он в лицо Мишке.

Староста цыкнул на него:

— Ты сам-то давно бросил их хлебать, щи-то гретые? Тише вы, дайте с человеком поговорить!

Он интересовался, как дела на деляне, есть ли надежда откачать воду из ямы. Мишка коротко рассказал о неудачах артели.

— Есть похуже, — закончил он. — Ваши соседи по бараку совсем ничего не мыли летом.

— Их дело плохое. Зачем шли, спрашивается.

— За удачей, как и вы. Такие же люди.

Староста рассмеялся.

— Кто, китайцы? Слабые.

— Поголодайте недельку, небось и вы ослабеете.

— Ты их, я слышал, на заготовку ставишь. Зря связываешься, по душам говорю. Мы тебе поставили бы скорее. В морозы на деляну не ходим — свечу к свече положим.

Но Мишка не сдавался.

— Говори прямо — подкормить безработных хотите, — подтрунивал староста.

Грудастый, круто сбитый, он доставал закуски мускулистой волосатой рукой, в нем чувствовалась непоколебимая уверенность в себе. Мишка знал эту силу, буйную, жадную, способную своротить гору, но видывал и обратную сторону — отчаянье, когда такой богатырь становится жалким и беспомощным, как кролик. Вдруг счастье изменило: день нет достачи, другой, третий — и как меняется лицо, глаза, походка, голос!

Перед Мишкой появился снова бокал из бутылочного отреза. Разгорячась спором, он выпил его, не поморщившись.

— Что вы храбритесь, — заявил он, захмелев, и достал пятерней с кружка квашеную капусту. — Мы тоже храбрые были, а как затопило — поджали ребра. А сумели бы достать, не думайте. Партия не оставит так, чтобы одни наедались, а другие костями стучали по нарам. Хищничество выведет. Что делается: борта бросают, как мало-мальски пески победнеют, — лезут на другую деляну.

Мишка прямо заявлял, что дисциплины в старательской системе нет никакой, что заработок у старателя случайный, слепой. Одним удалось заработать, как картежнику выиграть — сейчас же начинается разгул, потому что не жалко денег, свалились под ноги с потолка, а другие, глядя на них, надрываются до грыжи, лезут в яму, не считаясь ни с чем; раздавит — туда и дорога.

Глаза старосты, по мере того, как он уяснял смысл Мишкиных слов, становились уже. Его лоснящееся лицо даже осунулось. Настроение за столом резко изменилось: все примолкли; никто не чавкал ртом.

— Знаем мы эту постановку, — кричал Мишка. — Сами с шишками на лбу. И хищникам хвост наломают. Вот только трест не может пока справиться, много делов, бездорожье. Завезет машины, продукты, тогда увидите.

— Инженерам за разведку, за планы тысячи платите, а если человек фарт имеет — жалко стало, — злобно заговорил староста. — Наш брат сам найдет, сам принесет, как яичко на рынок. Пожалуйста, примите, без шлиха, чистенькое.