Золото

Ей, видимо, подошли козыри, она лукаво блестела глазами и заранее торжествовала. Выигрыш доставлял ей столько же удовольствия, как минуту назад — проигрыш. Проиграл ей как раз старатель, только что лупивший ее по носу. Но, обессиленная смехом, она даже не смогла отомстить ему как следует. Махнула рукой и, не добив половины, присела к Мишке:

— Что смотришь? Очень красный нос?

— Есть немножко.

Мишка заговорил о давнем предложении переселиться к нему в барак. Поля отказалась:

— Почему? И людям тесно и самой неудобно. Спасибо, но я совсем не думаю уходить отсюда. Мне тут хорошо, и хозяева не гонят.

Мишка шепнул:

— Ну и удивила ты меня…

— Чему? Что в карты луплюсь? Ничего особенного. Мы почти каждый вечер играем. — Она оглянулась на играющих и понизила голос: — Как я приехала, они один только раз были пьяные, а заработок у них порядочный.

Намеками и полусловами, чтобы не поняли старатели, Поля рассказала, для чего она играет в карты, почему не собирается пока что никуда перебираться. Старатели — хорошие ребята, надо их поддержать, а то, говорят, три года уже на Алдане и не могут выбраться. Сегодня заработают, а завтра проиграют. Нынешней осенью двое ушли, было, с приисков, добрались до Саныяхтата, уже наняли лошадей, чтобы ехать вверх, но в две ночи спустили три тысячи рублей. Вернулись и опять будут зимовать. Она объявила их своими подшефными и дала себе слово выправить их. Сначала — по носам, — им игра в карты необходима, как курильщику табак, — а потом можно и совсем отучить. Иные вечера уже проходят без игры. Она читает им вслух книгу, они что-нибудь делают и слушают. Поля указала под койку. Там лежали аккуратно уложенные друг на друга новенькие промывальные лотки, — вечерняя работа ее слушателей.

— Они могут слушать сказки до полуночи, — шептала она. — Я помню очень много сказок с детства. Бабушка у меня была сказочница большая. Говорю: спать ложитесь, а они просят еще рассказать. Сама придумываю. Сегодня ты как раз попал на картежный вечер. Я пришла из парткома, а они уже резались. Ручаюсь, они отвыкнут. Надо только незаметно подходить не обидно.

— Ну и довольна ты этим делом? — покосился Мишка на картежников за столом.

— Но ведь не одно оно у меня. Это, так сказать, личная нагрузка, сверхурочная. Хорошо бы — каждый из нас взял себе двух-трех подшефных.

Мишка выразил сомнение в целесообразности траты времени на такую домашнюю работу. Они заспорили. Мишка уже был опьянен делами большого захвата, его не привлекала возня за столом при лампочке.

— Нет, Поля, я лучше отдохну часок лишний, чтобы силенок набраться. Конечно, ты хорошее дело делаешь, нет слов, только мне кажется, ты бросишь своих подшефных, когда тебе подвалят настоящую работу.

Поля возмутилась. Ей подвалят работу! Настоящую. Неизвестно, кто больше работает! Только ее работа невидная: туда сходи, там посиди, добейся, там попроси. Производственники отмахиваются руками от яслей, детдомов, детсадов, школ.

— Нерентабельное дело, — улыбнулась Поля. — Здесь так ведь принято говорить. Но неизвестно, что рентабельнее: лишний грамм золота или школа.

— Стой, стой, подожди, какие детсады, школы? Разве ты и об этом должна заботиться? А поселковый наробраз что делает?

— Делает и он, — рассмеялась Поля, — только не то и не так, как мне хочется.

— А как ты думаешь о женотделе? Взять?

— Шепетов настаивает, в том-то и беда. Не справлюсь я. Знаю, что надо делать, как делать, увязала все вопросы с союзом, с главным управлением, а как подумаю — с мамками работать… Они, знаешь, меня девчонкой считают и ни во что не будут ставить. И верно, я совсем не знаю этих людей. В галошу сяду…