Золото

— Как шайка бандитов ходит, — ворчал он. — Удивительное дело. Мужик поступит на завод — лапоть лаптем, а через месяц не узнаешь, а эти наши приискатели ухачи какие-то. Жив — хорошо, помер — того лучше. Вот Жорж — настоящий их образец. С него хоть картину пиши.

Он раздражался, Необходимо изменить, наконец, взгляд на культурную работу, как на что-то второстепенное. Сравнивал некультурность с заразной болезнью, способной незаметным образом валить людей не хуже холеры. Несчастный случай — убийство, взрыв, поездом раздавило — вызывает толки, слухи, возмущение, а тут вот под окошками шляются больные, разлагают здоровых…

— Были два друга, — говорил он, поглядывая на Лидию. — Ты обоих знаешь хорошо. Один рыжий, в веснушках, другой — красота-парень. Рыжий стал человеком, другой — кудрявый — кто его знает кем. От чего это зависит?

Лидия задумчиво ковыряла ножом стол.

— А если, Миша, понятия о хорошем у людей разные. Жорж тоже думает — хорошую дорогу избрал. Он искренно считает себя хорошим человеком. Разве с него это началось? Он только последователь, а те, от кого он заимствует свои взгляды, они родились до него.

— Про то и речь. Надо культурной работой развить одинаковые взгляды на хорошее и плохое. Хотя такие, как Жорж, извини, пожалуйста, знают без нас, где плохо, где хорошо, их не научишь. Я говорю о свежих, неиспорченных. Ты думаешь, Жорж не знает, что Мигалов выше его? Только не хочет сознаться. Думаешь — он только за золотом пошел на Терканду? Ничего подобного. Он не мужичок, которому надо коровку купить. Плевать ему на молочко. Он хочет людям доказать, что — вот смотрите — я не хуже кого-нибудь, хочет, чтобы его уважали, смотрели на него, а не отворачивались, как от пустого места. А как это сделать на его месте, в его положении? Спиртом, шиком. Он по-своему борется. Молодежь, новичков — вот кого нельзя упускать. Упустишь — не воротишь. Растянет гармошку, разинет рот: «Я старатель, свои кровные пропиваю, проигрываю». Хоть кол на голове теши.

Лидия погладила Мишку по коротким жестким волосам.

— Золотая ты моя головушка.

В дверь раздался стук.

Мишка вышел из барака, вернулся еще более расстроенным. Приходил Петька, но узнал, что Лидия дома, и наотрез отказался зайти.

— Советовал тебе не связываться, не послушала. Парень из приисковой семьи, деды ходили по тайге, прадеды — челдоны, горбачей{71} стреляли на Лене, наворочает дел. Неладно вышло. Работу забросил, пускай, говорит, кто-нибудь теперь другой полазит на сопку.

Мимо барака прошла ватага с песней. Надорванные и простуженные глотки изрыгали хрип и рев. В топоте каблуков по доскам чувствовалась сила, рвущаяся наружу.

— Слышал? Как львы ревут. Потом свалятся в канаву боком на мерзлоту и закашляют…

В барак стали собираться артельцы, новые жители вместо ушедших ребят. Почти все — потомственные золотоискатели. Дохнуло спиртом, послышались увесистые выражения. На столе появилась колода карт и к ней потянулась корявая рука, чтобы «снять». Игроки сгрудились к столу.

— Да, — потихоньку сказал Мишка, — Поля права все-таки. Надо браться за каждого вот такого. Ерунда, что некогда. Она находит время. На днях рассказывает мне: ее ребята заключили договор между собой, что не будут ни пить, ни играть в карты. Кто нарушит условие — долой из артели, без выплаты за работу по подготовке деляны. Назвали свою артель «Трезвость». А я вот упустил своих. Теперь, наверное, проклинают меня. И стоит.

15

Мишка сделался совсем мрачным, когда зашедший утром старатель сообщил о двух спившихся насмерть, одном зарезанном и о других менее значительных праздничных событиях. Со своей хандрой и ворчаньем он делался еще ближе и роднее. Лидия старалась расшевелить его. Вытащила на улицу, потянула на постройку и сидела с ним на верхних венцах пустого нардома. Она ходила по разрезу, осматривала алданзолотовское строительство. Обменивались мыслями о том, о сем. Лидия была благодарна Мишке. Он много сделал для нее своей искренней прямотой, чутьем, которое редко обманывало его и в житейских вопросах. Мишка в свою очередь ценил ее за знания, за умение объяснить то или иное событие, не понятное ему. Они продолжали свои прогулки и после праздника, урывали минуты, чтобы пройтись по берегу Ортосалы, сбросившей ледяные одежды. Подолгу молчали, глядя на бешеную быстроту мутных волн, слушая однообразный грохот горной реки.

Однажды по прииску прошел слух о самородке в пять фунтов. В банк явился старатель, вынул из кармана кусок, похожий на камень, изъеденный водой, и положил на доску перед окошечком. Кассир поинтересовался: «Кто сдает?» — «Нездешний», — улыбнулся сдатчик, не обязанный называть свое имя. Ему выдали деньги. Мишку возмущала нелепая случайность, делающая одного богатым в минуту, тогда как другой в это время лишается последнего куска хлеба. За примерами недалеко ходить, он сам знал, как обрывается вдруг заработок на деляне из-за катастрофы или самым естественным образом, когда отсутствует содержание. Он все чаще заводил разговор о присоединении старателей к союзу. Это было его больное место. Ему представлялся достроенный нардом пустым. Напрасная и наивная мечта загнать золотоискателей в клуб или читальню!

— Ты опять что-то раскис, — улыбалась Лидия. — Опять преувеличиваешь. Все будет хорошо, вот посмотришь. «С. Г.» очень скоро организует культурную работу в нардоме. У него большой опыт. Сейчас негде развернуться. Ты сам знаешь, что на улице под открытым небом на Алдане не расхрабришься очень. Нужен угол. Ты его почти построил. Ты ведь сам говорил, что нардом не одни бревна, сложенные друг на дружку и накрытые крышей по чертежам техников. Ты ведь за этими бревнами видел что-то еще, правда? Ты знаешь, о чем я говорю: о культурной силе, которая у нас есть здесь и ждет, когда этот Косолапыч позволит мне войти в новенький клуб. Ты расхандрился, Мишка. Ты спроси у меня, что значит клуб. Это — магнитная подковка, которая поднимает все, что легче и податливей, а потом за первыми пойдут вторые ряды, и наконец должно произойти то, о чем ты, Косолапый, так мечтаешь — все станут людьми. Клуб будет родным домом для наших алданцев. Вокруг здания надо разбить площадки для футболистов, гимнастов, всевозможных игр и упражнений. Будет кипеть и внутри и вокруг дома. Надо только бить в одну точку, пока не сдвинется пласт. Неверно я говорю?

Мишка криво усмехнулся Они стояли при входе в поселок. Был тихий вечер с легким морозцем. Лужи затягивала ажурная ледяная корочка. Из поселка доносились звуки гармошки и глухой топот.