Золото

— Я, значит, люблю его, если живу с ним. Так ведь выходит? И каждый так думает. Иначе чего бы с ним жить? Для меня он готов на все, для меня одной живет.

Мишка кивал головой, будто соглашался, но глаза делались суровее с каждой секундой.

— Нет, тут у тебя сбойка{60} не сходится. Я не хвалю себя, но с тобою не согласен.

— Подожди, не перебивай. Это для предисловия.

Она принялась рассказывать, что Мигалов каждый день вспоминается ей, теперь только она поняла его как следует. Глаза ее блестели. Мишка напрасно ожидал ответа на свои горести.

— У каждого, оказывается, свое. Своя рубаха ближе к телу.

Лидия спохватилась и всплеснула руками.

— Мишуха, прости, пожалуйста. Я не только о себе. Я хотела показать, как трудно разобраться в чувствах человека. Ну, что я могу тебе сказать? Ну, что? Может быть, старатель Иван любит эту твою белокурую девицу, может быть, и она его любит? Кто ж их знает?

— Знал бы, не спрашивал. А если я вижу сам, в чем там дело.

— Ну, если видишь, так и говорил бы. Вообще — ничего не могу посоветовать. — Лидия схватилась за голову. — Ничего, ничего не могу сказать.

Она вскочила на лошадь ловко и легко, как большинство сибирячек, и, не дождавшись орочона, двинулась по улице.

Мишка в ближайшей харчевне выпил стакан крепкого разведенного спирта и, выйдя, неожиданно встретил Мотьку. Набрался смелости и заступил дорогу. На него взглянули просящие глаза. Мотька осторожно, но настойчиво оттолкнула его руку.

— Не надо…

Мишка для чего-то счел нужным насупиться.

— А подарки прожила, вижу?

— Хватился. С одним теперь живу, не велел носить. Снял с перстов и не знаю, куда девал.

Мотька искоса заглянула в лицо, и Мишка понял — она ничего не имеет против встречи с ним, лишь опасается сплетен. Взволновался и торопливо неловко пригласил.

— Пойдем погуляем, Мотя.

— А если увидит? Не велел ни с кем видеться, глядеть запретил на других. — Она тихонько и задорно рассмеялась. — Говорит, опять начнешь гулять. Говорит, вроде водки — стоит рюмочку выпить, и пошла тогда писать. По себе знает…

Мишка озадаченно смотрел на белокурую склоненную головку и не мог представить себе, что не имеет права дотронуться до пушистых соблазнительных волос. Может быть, в самом деле не стоит смущать ее, пусть живет, как хочет. Теперь, когда она стала вдруг недоступной, он заметил ее груди, приподнявшие кофточку, и покатые округлые плечи.