Вдруг выпал снег. Год любви

— Да, — соврал я, не потому, что стеснялся Майю Захаровну: есть не хотелось.

— Съешь колбасы. И чай у меня хороший. Для себя завариваю, никто другой не пьет.

Она вышла из-за стойки, подсела к столику. И пока я ел, сидела рядом, сутулая, в белом полухалате, на котором не было двух верхних пуговиц. Зеленая кофта была широка ей в воротнике, и, может, поэтому шея казалась совсем сухой и жилистой.

— Описали? — У нее была манера переходить от крика к шепоту, как бы подчеркивая этим важность разговора, особенность момента.

— Позаботились.

— Все?

— Кур забыли.

— Много?

— Шесть.

Майя Захаровна задумалась, прикрыла ладонью губы. Наверное, через минуту сказала:

— Ты их забей. И мне принеси.

— Как забей? — Я сразу не понял, что она имеет в виду.

— Отруби головы. Я их тут сварю и продам, — пояснила она.

— А можно?

Она махнула рукой, удивляясь наивности вопроса:

— Когда человек вольет в себя два стакана, у него появляется естественная потребность закусить. Я тебе тут и корову продам, если хочешь.

— Коровы у нас нет.

— Да знаю, — она опять махнула рукой. Потом вдруг прищурилась и спросила подозрительно: — Ты почему не в школе?

— Я бросил.

— Шура расстроится, — печально и строго сказала Майя Захаровна.