Уже за поворотом улица тянулась неразбуженная, пустая. Возле одной из калиток парень целовал девушку. А так больше не было никого…
— Маркиз жив?! — спросил отец, распахнув калитку. Спросил так громко, что эхо прокатилось в предутренней тишине между горами по задернутому туманом ущелью.
— Не подох, — сказал я, продолжая сжимать теплый локоть Нади Шакун.
Мы остановились на тропинке, где редкие листья винограда заплатками прикрывали небо с поблекшими звездами и легкими как пух облаками.
— Одичал? — Отец держал в одной руке авоську с арбузом, в другой чемодан средних размеров в черном чехле.
— Я с ним не беседовал. — В свой ответ я старался вложить как можно больше спокойствия.
— Ну ладно. — Отец сделал несколько шагов, решив обойти нас слева. Тропинка была узкой, и он подмял кусты гортензии: они даже немного затрещали. — А мне сон снился, что Глухой утопил Маркиза.
— До этого дело не дошло.
— Я бы ему голову оторвал, — заверил отец.
Я сказал:
— Это Надя Шакун.
— Большая.
— Выросла, — пояснил я.
— Возьми арбуз. — Отец протянул сетку.
— Нет, нет, спасибо, — смутилась Надя.
— Возьми арбуз, — мрачно повторил отец.
— Возьми. А то хуже будет, — посоветовал я.
Надя улыбнулась растерянно и немного испуганно.
— Подарок для Валентина Сергеевича, — сказал отец. — В молодости он уважал арбузы. Все, бывало, говорил, для печени они полезны.
— Спасибо, — тихо сказала Надя и приняла из рук отца сетку. Я тут же забрал ее у Нади.