Второе сердце

22
18
20
22
24
26
28
30

Сидя под навесом столовой, за дощатым, покрытым клеенкой столом, они пили из эмалированных кружек темно-бурый чай, заваренный и подслащенный прямо в огромном зеленом чайнике. От непривычно обильной еды — миски борща из консервированных овощей и миски гречневой каши с тушенкой (порции, рассчитанные на аппетит возвращающихся из маршрута, крепко поработавших за день геологов) — Корытов чувствовал в желудке — расслабляющую тяжесть, в голове — неодолимую сонливость и радовался, что чай столь крепок, а ветерок, вихрящийся под навесом, достаточно свеж, несмотря на полуденную, заполнившую долину жару.

— Душевный у тебя чаек, Глеб! — Валентин Валентинович, отставив кружку, отер носовым платком потные щеки и лоб. — Взбадривает!

— Чай не пьешь — какая сила, говорят казахи. Нашему брату без чая нельзя!

— Попробуй-ка, не напои ребяток хорошим чаем! — продолжила слова своего начальника повариха, собирая со стола грязные миски и ложки. — Накормить можно неважнецки — простят, но уж чтобы чай…

Сидевший лицом в сторону речки Корытов заметил, как над прибрежными кустами возникло и поплыло, покачиваясь на плече не видимого еще человека, бамбуковое удилище. Он проследил движение удилища и, сделав последний глоток, начал закуривать.

— Вот и наш председатель…

Невысокий крепкий мужичок, выйдя из-за кустов на открытое пространство, осмотрелся, сориентировался в обстановке и, косолапя, зашагал к столовой. Был он рыжий.

Прислонив удочку к столбу навеса, пришедший представился: «Прохоров!», сел рядом с Корытовым и положил на клеенку толстые бесформенные лепехи ладоней.

— Как рыбка, Иван Сазонтович? — Егорин сделал поварихе знак насчет борща-каши.

— Не клюет. Под нос подводишь — ноль внимания. Не на то, видно, надо.

— Вы — про наживку?

— Угу.

— Да нет, наши парни сейчас как раз на слепней ловят, но — или на зорьке, или под вечер. Днем — рыба мореная.

— Поешьте-ка горяченького, товарищ главный начальник! — повариха поставила перед Прохоровым миску с борщом, положила ложку.

— Благодарствуй…

Ел Прохоров быстро и смачно: выхлебал борщ, прикончил кашу, налил чаю и, делая передышку, возобновил, ни к кому конкретно не обращаясь, разговор:

— Посмотрел я по ходу дела вашу электростанцию: не заземлена! Что ж вы еще кого-нибудь хотите сиротой оставить?

Корытов укоризненно глянул на Егорина: Глеб Федорович кашлянул и перевернул — поставил донышком вверх — пустую кружку.

— У погибших-то небось дети были?

— У Козлова — дочка шести лет, у Пичугина — мальчуган трехлетний.