Зима в Мадриде

22
18
20
22
24
26
28
30

Гарри отправился домой. На улице по-прежнему было холодно и сыро. Ему то и дело вспоминался разговор Маэстре с Хиллгартом, строгий наказ последнего забыть Хуана Марча и рыцарей Святого Георгия. Может ли посольство быть вовлечено в подкуп министров? По зрелом размышлении такая деятельность выглядела слишком опасной авантюрой, Франко вполне мог узнать о ней. И что тогда?

Гарри покачал головой, в поврежденном ухе опять ощущалось напряжение и слабое, надоедливое жужжание. Вероятно, виной тому была сырая погода. Ему вспомнились слова мисс Макси, что они не смогут выиграть эту войну, действуя прямо и открыто. Что же еще она говорила — о людях, которые вовлекаются в политику, где действуют крайними мерами? «Иногда дело не только в политике, но и в азарте». Сэнди всегда нравилось рисковать. Может, потому он и оказался здесь? Гарри снова подумал о евреях. Да, были в Сэнди и хорошие стороны. Он помогал людям, если ему выпадал случай: так, например, он делился знаниями об окаменелостях или взялся направлять в жизни Барбару. Так казалось со стороны.

Нужно было вернуться в посольство и доложить о своих успехах. Начальство обрадует предложение Сэнди войти в одну из его схем. Разумеется, это могло быть что-то другое, вовсе не золото, однако Гарри все думал о рыцарях Святого Георгия и о том, что все это могло означать. А если они проиграли, победу в борьбе за поддержку Франко одержали фалангисты и Испания вступит в войну? Люди вроде Маэстре будут в опасности. Вероятно, генерал не отказался бы вывезти свою дочь за пределы страны, имей он такую возможность.

Гарри заметил, что дошел уже почти до Толедских ворот. Он резко остановился и стал глядеть на проезжавшие мимо повозки и раздолбанные старые машины. Некоторые имели такой вид, будто ездят по дорогам уже лет двадцать, да, вероятно, так и было. Рядом пропыхтел газоген. Прошла уже почти неделя, а Гарри так и не знал, отвела ли София Энрике к врачу. А вдруг он заболел бешенством? Гарри слышал, китайцы верят, будто если вы спасли жизнь человеку, то связаны с ним навечно, но он понимал, что его мысли возвращаются к этой семье из-за Софии. Он немного поколебался, потом перешел дорогу и направился в сторону Карабанчеля.

Улица, где жила София, как и все остальные в этом квартале, была тиха и пустынна. Наступали сумерки, когда Гарри оказался перед ее домом. Двое детей, которые катали взад-вперед старое колесо от телеги, остановились и посмотрели на него. Их босые ноги раскраснелись от холода. Гарри устыдился своего теплого пальто и шляпы с широкими полями.

Он шагнул в темный подъезд, немного помедлил, потом поднялся по влажным ступеням и постучал в дверь. Тут же открылась дверь в соседнюю квартиру, и из нее вышла пожилая женщина. У нее было круглое морщинистое лицо и холодные острые глаза. Гарри приподнял шляпу:

— Buenas tardes.

— Buenas tardes, — подозрительно ответила старуха в тот момент, когда в дверном проеме появилась София и удивленно взглянула на Гарри большими карими глазами:

— О… Сеньор Бретт.

Гарри снова приподнял шляпу:

— Buenas tardes. Простите, что беспокою вас. Я только хотел узнать, как Энрике.

София бросила взгляд на соседку, которая с любопытством разглядывала Гарри, и сказала ей довольно суровым тоном:

— Buenas tardes, сеньора Алива.

— Buen’dia, — буркнула старуха, закрыла дверь и засеменила вниз по ступенькам.

София посмотрела ей вслед, затем повернулась к Гарри.

— Прошу вас, входите, сеньор, — мрачно, без улыбки, пригласила она.

Гарри проследовал за ней в сырую, холодную гостиную. Старуха на кровати здоровой рукой играла с мальчиком в шашки. При виде Гарри тот весь сжался и отодвинулся к стене. Женщина обняла его.

— Buenas tardes, — поздоровался с ней Гарри. — Как вы?

— Хорошо, сеньор, благодарю вас.

Энрике сидел за столом, его нога, обмотанная бинтами, лежала на подушке. По лицу было видно, что парня лихорадит, однако при виде Гарри он просветлел: