— Время наших надежд, — печально улыбнулась София.
— Друг, с которым я тогда сюда приезжал, вернулся, чтобы сражаться в Гражданской войне. Его убили при Хараме.
— Вы тоже поддерживали Республику?
— Берни поддерживал. Он был идеалистом. Я верил в нейтралитет.
— А теперь?
Гарри не ответил. София улыбнулась:
— Вы мне чем-то напоминаете того парнишку из Лидса, он также недоумевал, что это происходит в Испании. — Она встала. — Я пойду за доктором.
Гарри вернулся в гостиную вместе с Софией.
— Энрике, — сказала она, — я поговорила с сеньором Бреттом и приведу к тебе врача.
— Слава Богу! — с облегчением вздохнул парень. — Моя нога — не лучшее зрелище. Спасибо вам, сеньор. Сестра такая упрямая.
— Вы так добры к нам, — сказала старуха-мать, попытавшись приподняться на постели.
— De nada, — смущенно ответил Гарри.
Пакито смотрел на него испуганными глазами. Гарри вновь окинул взглядом комнату, отметил несвежий запах, сырые пятна под окном. Ему стало стыдно за свое богатство и благополучие.
— Сеньора Алива опять выползла на лестницу, когда пришел сеньор Бретт, — сказала София матери.
— Эта beata[50], — едва слышно произнесла старая женщина. — Она думает, если наплетет побольше сказок священникам, Господь сделает ее святой.
— Вы не будете против уйти первым, сеньор Бретт? — спросила София, краснея. — Если нас увидят вместе, поползут сплетни.
— Конечно, — стыдливо согласился Гарри.
Энрике оторвался от спинки стула.
— Спасибо вам еще раз, сеньор, — поблагодарил он.
Гарри попрощался и медленно пошел к трамвайной остановке у Толедских ворот. Он смотрел в землю, чтобы не наступить в какую-нибудь яму или открытую зловонную канаву: если не осторожничать, можно сломать ногу. Ему стало грустно: вот он оплатит счет от врача и на том история закончится. Никто не будет ждать его в гости. Но он решил, что как-нибудь все равно снова увидится с Софией.