— Полагаю, преданность Берни — мой самый старый идеал. — Гарри покачал головой. — До меня доходили слухи об этих засекреченных лагерях.
Барбара размышляла и хмурилась от напряжения мысли.
— Мы можем привезти Берни на машине и оставить его в телефонной будке рядом с посольством. Кого-нибудь наверняка пошлют забрать его?
— Да. Да, пошлют, — немного подумав, кивнул Гарри.
— Он скажет, что поймал попутную машину из Куэнки, никто не узнает, что вы каким-то образом причастны к его спасению и появлению у посольства, — предложила Барбара.
— Да, это может сработать.
Гарри вздохнул. Он понимал, что теряет все, ввязываясь в эту историю, но отказаться не мог. Ради Софии. Ради Берни. Который жив…
— Я тоже поеду, — решительно заявила София. — Я провожу вас.
— Нет! — Гарри положил ладонь на ее руку. — Нет, ты не должна ехать.
— Послушай, Гарри, если мы отправимся вместе, будет гораздо меньше риска для всех. Говорю тебе, я знаю этот город. Мы сразу попадем, куда нужно, не заглядывая в карты и не привлекая внимания.
— София, подумай…
Она села прямо и заговорила негромко, но глаза ее горели.
— Я чувствовала себя такой виноватой от мысли, что бегу из своей страны. Тебе я этого не говорила, но так было. А теперь у меня есть шанс что-то сделать. Что-то в пику им.
Глава 40
Время от времени заключенные по приказу начальства проводили вечер за просмотром пропагандистских фильмов в церкви. В прошлом году им показывали парад победы Франко, сто тысяч человек маршировали мимо каудильо, а над ними пролетал германский легион «Кондор». Были сюжеты о возрождении Испании — о том, как батальоны юношеской Фаланги помогают в полевых работах, как епископ благословляет открытие фабрики в Барселоне. Недавно они посмотрели репортаж о встрече в Андае: Франко шел мимо почетного караула вместе с Гитлером, лицо его сияло.
Холода не спадали. Оголодавшие олени все чаще приближались к лагерю, привлеченные запахом еды. Охранникам оленину девать было некуда; теперь они стреляли в животных просто от скуки.
Заключенные, шаркая ногами, входили в церковь и радовались, что здесь, по крайней мере, тепло, топилась печка. Они рассаживались на жесткие стулья, кряхтя и кашляя, а двое охранников устанавливали проектор. На стене уже висел экран. Перед ним стоял Аранда, в безупречно отглаженной под прессом форме, и вертел в руке щегольскую трость, нетерпеливо поглядывая на киномеханика.
Берни сидел, кутаясь в робу, и растирал плечо. Было девятое декабря, до побега осталось пять дней. Берни старательно не смотрел на Августина, охранявшего двери.
По кивку киномеханика Аранда с улыбкой вышел вперед:
— Многие из вас — иностранцы, и вам будет интересно краем глаза увидеть, чем живет внешний мир. Наши «Noticiario Español»[76] с гордостью представляют вам фильм о событиях в Европе. — Комендант махнул тростью на экран. — «Победоносная Германия».