— Ничего. Что вы будете?
Она попросила белого вина и села за столик. Берни направился к стойке, а Барбара стала переставлять стул по кругу в поисках места, где бы не было зеркал, но они висели повсюду. Она ненавидела смотреть на свое отражение. Берни вернулся с двумя бокалами на подносе, который держал здоровой рукой:
— Вот, возьмите.
— Да, спасибо.
— Вы в порядке?
— Да. — Она завозилась с очками. — Просто я не люблю зеркала.
— Почему же?
Барбара отвернулась:
— Не люблю, и все. Вы поклонник Хемингуэя?
— Вообще-то, нет. Вы много читаете?
— Да, вечерами у меня есть время. Я тоже не большая любительница Хемингуэя. Мне кажется, он обожает войну. А я ненавижу ее.
Барбара подняла взгляд, размышляя, не слишком ли она горячится, однако Берни ободряюще улыбнулся и предложил ей сигарету.
— Работникам Красного Креста последние два года приходилось туго. Сперва Абиссиния, теперь это.
— Война не закончится, пока с фашизмом не будет покончено.
— Пока Мадрид не станет его могилой?
— Да.
— Других могил тоже прибавится.
— От истории не убежишь, — процитировал Берни Линкольна.
— Вы коммунист? — вдруг спросила Барбара.
Он улыбнулся и поднял бокал: