— Знайте: вам не обратить меня в свою веру.
— Дайте срок, — снова улыбнулся Берни, теперь с вызовом.
Через некоторое время они встали и пошли дальше. Берни рассказал Барбаре о семье Мера, у которых жил.
— Педро, отец, он прораб на стройке. Зарабатывает десять песет в день. У них трое детей, все живут в квартире с двумя спальнями. Но в тридцать первом, когда мы с моим другом Гарри сюда приезжали, они принимали нас с таким гостеприимством, какого я никогда не встречал. Инес, сеньора Мера, заботилась обо мне, когда я вышел из госпиталя, она и слышать не хотела, чтобы я искал себе другое пристанище. Она упрямая, одна из тех маленьких испанок, которые будто сделаны из огня. — Он посмотрел на Барбару своими большими глазами и улыбнулся. — Я могу сводить вас к ним, если хотите. Им будет интересно с вами познакомиться.
— Знаете, я так и не сошлась ни с одной испанской семьей. — Барбара вздохнула. — Бывает, люди на улицах смотрят на меня так, словно им что-то во мне не нравится. Не знаю что. Может, у меня развивается паранойя.
— Вы слишком хорошо одеты.
Барбара в недоумении осмотрела свое старое пальтишко:
— Я?
— Да. Это отличное теплое пальто с брошью.
— Это старье. Просто цветное стекло. Я купила ее в Женеве.
— Ну и что? Любая такая вещь воспринимается здесь как стремление выделиться. Люди проходят через ад. Сплоченность имеет теперь огромное значение, так и должно быть.
Барбара сняла с пальто брошь:
— Вот, так лучше?
— Отлично, — улыбнулся Берни. — Теперь вы своя.
— Конечно, с вами все любезны, вы ведь в форме.
— Я солдат. — Казалось, он был задет. — Я ношу форму из солидарности.
— Простите.
Барбара проклинала себя за то, что снова ступила на зыбкую почву. С какой стати он вообще с ней возится?
— Расскажите о вашей частной школе, — попросила она.
— Руквуд слепил из меня коммуниста, — пожал плечами Берни. — Сперва мне там очень понравилось. Сыновья лучших семейств империи, крикет — игра джентльменов, старый школьный гимн. Но скоро я разобрался, что к чему.