Как хорошо, что им нельзя убить, иначе я бы давно была мертва. Захлебнулась бы в потоке гнева. Или сгорела бы в ярости.
Но я буду жить. И не стану бояться. Ни сейчас, ни потом.
Стиснув зубы, я не отвожу глаз.
Не сдамся. И не дам сломать себя.
Всколыхнувшаяся внутри ненависть переполняет настолько, что я с легкостью выталкиваю ее наружу.
— Злитесь, что вашей куклой играет кто-то другой?
На долю секунды мне кажется, что бравада его задевает. Уголок губ непроизвольно дергается, но я не успеваю распознать эмоцию. Та слишком быстро исчезает.
— Решила продемонстрировать упрямство? — отогнув канат, Рид выходит на ринг и рывком ставит меня на ноги. — Даже разукрасить себя позволила, лишь бы показать характер.
Цепкие пальцы до боли стискивают избитое предплечье.
— Конечно, вы предпочитаете калечить меня сами, — шиплю я, скривившись.
Он рефлекторно отдергивает руку, но все еще нависает надо мной и дышит так, словно пробежал милю.
— Откажись, пока не поздно. Люди Келлермана не оставят тебя в покое.
Что это? Новый вид манипуляции? Вот только я скорее поверю в запугивание, чем в попытку меня оградить.
— Уж лучше они! — в запале бросаю я.
Лицо напротив становится непроницаемой маской, и лишь взбешенный взгляд выдает нарастающую ярость.
Напрасно я его дразню. Уже не раз нарывалась.
Рид подается вперед, сминая остатки личного пространства. Проклятый парфюм против воли пробуждает в памяти вереницу постыдных сцен, когда я раз за разом проигрывала ему. То, чем я не горжусь, и что отчаянно желаю забыть. Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Неужели Рид меня сейчас убьет? Или привычно позабавится?
Я пячусь в угол, молясь, чтобы Дейдре хватило ума позвать Чейза. Тот вряд ли позволит брату развлекаться со мной в ущерб делу. И не ошибаюсь — сбоку мелькает знакомая фигура.
— Ридан, на пару слов, — Чейз непринужденно опирается о канаты и кивком отсылает меня прочь. — А ты иди в номер.
— Да, мистер Фоссберг.