Юлий смотрел на него озадаченно:
– Ее кровь соединилась с моей. Египет и я теперь одно целое. И Рим пойдет за мной.
Рукой с кубком Юлий сделал широкий жест. Вино согрело его мысли.
– Впереди у нас золотой век, Октавиан. Я уверен.
– И сбудется твоя старая мечта! – вставил Брут.
Юлий шагал по дворцовому залу, вздрагивая от каждого крика Клеопатры. Его сын уже начал проситься в мир, и Юлий никогда в жизни так не волновался. Консула разбудили посланные за ним придворные, и он, наскоро набросив тогу и надев сандалии, позвал Брута.
Оба пришли в тронный зал, и тут им сказали, что царицу сейчас беспокоить нельзя. К раздражению Юлия, покои Клеопатры охранялись ее личной стражей, и ему оставалось только гневно мерить шагами пол, да еще на пустой желудок.
Проходили часы. Вбегали и выбегали слуги – они носили теплую воду, стопки белых простыней. Из покоев царицы слышались женские голоса, иногда Клеопатра кричала от боли. Юлий бессильно сжимал кулаки и не сразу заметил, что Брут сует ему в руки ковш с теплым ячменным отваром.
На рассвете вышел Созиген и приказал рабам принести новых простыней. Астролог был красен от волнения и озабочен, но, увидев лицо Юлия, задержался:
– Твой сын вот-вот родится, Цезарь. И то, что он появится на свет с первыми лучами солнца, – великое знамение.
Юлий схватил его за руку:
– Как там царица? Все идет правильно?
Созиген улыбнулся и кивнул:
– Тебе нужно успокоиться, консул. Тебя вскоре позовут. Царица молода и здорова – и ее мать тоже отличалась здоровьем. Успокойся.
Астролог высвободил руку из крепких пальцев Юлия и прошел мимо стражников. Из покоев царицы раздался вопль, от которого Юлий зарычал:
– Боги, я не вынесу этого!
– А когда родилась Юлия, ты тоже так волновался? – полюбопытствовал Брут.
Юлий покачал головой:
– Не помню. Наверное, нет. Но теперь я старше. Если ребенок умрет – будет ли у меня еще возможность иметь наследника?
– И как ты собираешься назвать своего сына? – спросил Брут, чтобы отвлечь Юлия от странных песнопений, доносящихся из комнат царицы.