– Правда-правда? – переспросила она.
– Я никогда тебе не говорил, но с тех пор, когда я увидел тебя у озера в голубом бикини…
– Это было давно, – уточнила Грейс.
– Мне тогда было тринадцать лет. Но парни такое не забывают.
– Ну… – Грейс рассмеялась. – Я теперь и не знаю, где это голубое бикини…
– Это уже неважно. Я напрягу воображение.
Она снова расхохоталась, потом потянулась в салон и извлекла оттуда футляр со скрипкой Генри.
– А можно я ненадолго отлучусь домой? – спросила Грейс, протягивая Лео инструмент. – Я хотела бы проведать пса и покормить его. Он целый день сидит один. А потом сразу же вернусь.
– Ну, конечно, – согласился Лео. – Но только не торопись. Нам нужно обкатать новую скрипку. А когда ты вернешься, Генри сыграет тебе «Дьявол отправляется в Джорджию».
– Ну… надеюсь, это хорошая вещь? – спросила Грейс, а Лео в ответ поцеловал ее в лоб. Правда, это никак не могло послужить ответом на ее вопрос, но Грейс не возражала.
Она забралась на водительское сиденье, выехала на дорогу и помчалась мимо темных домов, опустив стекло, чтобы вдохнуть влажного воздуха. Грейс не собиралась очень сильно задумываться о том, что произошло. По крайней мере, не этим вечером. То, что она приехала в его дом чисто по-соседски, а уехала – ненадолго – как та, кто ему «правда-правда» очень нравится, означало, что некий Рубикон был достигнут, а может, и перейден.
Но все это произошло так… мягко и плавно, что ли… именно эти слова сразу же пришли ей в голову. Она вспомнила – в который раз – тот самый вечер, когда встретила Джонатана, и как в одно мгновение пришло решение
Из почтового ящика торчали всевозможные рекламные листовки. Грейс остановилась и, вытащив целую пачку брошюр, каталогов и еще какую-то корреспонденцию, забрала все это в дом. Во дворе залаял Шерлок и встретил хозяйку у заднего входа, уложив свои грязные передние лапы ей на бедра (такая бурная радость при встрече была, пожалуй, единственным недостатком этого почти идеального пса). Грейс накормила его и пошла в дом, отряхивая грязь с джинсов. Затем включила свет и, поднеся толстую пачку ненужной почты к мусорному баку, начала быстро просматривать ее. Если удача улыбнется, она должна была обнаружить среди прочего хлама смету предстоящих работ от подрядчика. Он приезжал неделю назад и вел переговоры насчет утепления дома и возможной корректировки неудобной подъездной дороги. (Труднее всего Грейс было припарковаться после опасного спуска с холма.) Сейчас она одновременно и боялась увидеть ориентировочную сумму оплаты предстоящих работ, и хотела этого.
Предварительной калькуляции в груде почты не оказалось, зато нашлось кое-что другое: ярко-белый конверт, совершенно стандартный, с абсолютно банальной маркой с развевающимся американским флагом и адресом.
«Как же не вовремя», – мелькнула в голове смутная мысль, словно для подобного существует подходящее время. Но сейчас – точно не вовремя. Сейчас все словно перечеркнули жирным крестом. За несколько мгновений до этого момента Грейс была по-настоящему счастлива и гордилась (
«Не надо открывать письмо», – подумала она. И даже произнесла вслух для самой себя:
– Не надо открывать письмо.
В конверте лежали два листа простой, нелинованной бумаги, исписанные его почерком и аккуратно сложенные втрое. Грейс развернула их и оглядела с некоторого расстояния. Буквы упрямо отказывались складываться в означавшие что-то слова, словно иероглифы на Розеттском камне до расшифровки надписей. Как же хорошо, подумала Грейс. Она хотела, чтобы так все и оставалось. Она могла бы жить рядом с этим письмом, если бы все так и осталось. Но затем вероломные глаза помимо ее воли придали словам четкость и ясность. «Ну, хорошо, – подумала Грейс. – Если уж надо, то прочту».
«Грейс!
Писать эти строки для меня труднее всего, что мне доводилось делать в жизни. Но каждый день, проходящий без по крайней мере попытки поговорить с тобой, причиняет мне такую боль, какую ты не можешь себе представить. Конечно, все случившееся для тебя просто убийственно. Я даже подумать боюсь, насколько убийственно. Но я знаю, какая ты сильная, и знаю, что ты сможешь это пережить.