Отыграть назад

– Подождите-ка… – перебила его Грейс. – Сейчас вы… Но это же очевидная чушь.

– В январе этого года, – продолжал О’Рурк, – он получил официальное предупреждение после физического конфликта с доктором из больничного персонала. Результатом стычки стали телесные повреждения. Однако пострадавший отказался выдвигать обвинение.

– Что вы говорите! – Она не выдержала и рассмеялась. Джонатан наносит телесные повреждения. Они вообще видели Джонатана? Тут и до истерики недалеко. – Ну, конечно! Телесные повреждения!

– Два сломанных пальца и рваная рана, на которую были наложены два шва. Это у пострадавшего.

Щелк! Щелк! Щелк! Она вытянула руки вперед и уперлась ладонями в столешницу. «Только не это, – подумала Грейс. – Кто-то, как по заказу, сочинил страшный сценарий моей жизни». Как эти писаки, которые пользуются семейными мемуарами, чтобы потом переложить их в песню и исполнить ее на праздновании золотой свадьбы? Только здесь все было по-другому. В этой страшной истории, например, требовалось объяснить, что он сломал зуб, когда упал на лестнице.

– Вот как он сломал зуб, – сказала Грейс.

– Простите? – не понял Мендоза.

– Он сломал его не так. Он упал на лестнице. Споткнулся.

Хорошо еще, что он не стал подавать иск против больницы!

– Пострадавшему доктору была оказана неотложная медицинская помощь в Мемориале. Последствия происшествия наблюдали несколько человек, а тот второй доктор, жертва нападения, сделал заявление о необходимости дисциплинарного взыскания.

Происшествие. Жертва. Дисциплинарное взыскание. Как много неприятных терминов. Как будто все это происходит здесь и сейчас. Но все это, конечно, просто какое-то безумие.

– Он упал на лестнице. И ему пришлось ставить протез. Зуб не удалось спасти.

«Ну пожалейте же меня!» – мысленно и с отчаянием взмолилась Грейс.

– Протез даже чуточку отличается по цвету. Если приглядеться поближе, это можно увидеть.

– И наконец, в феврале этого года, в больнице состоялось серьезное разбирательство по поводу его недопустимого контакта с членом семьи одного из пациентов.

– Да послушайте же! – Грейс никак не могла понять, что этот крик как-то связан с ней самой. – Это рак! Это дети, больные раком! Он очень добрый человек. Он не такой идиот, который приходит к вам и напрямую заявляет, что ваш ребенок одной ногой в могиле! Он заботится о людях. То есть конечно же есть такие врачи, которые целиком следуют книжным правилам и готовы спокойно доложить вам самые страшные новости вашей жизни, а потом так же хладнокровно повернуться и уйти. Но Джонатан не такой. Конечно же… он мог обнять кого-то или дотронуться, но ведь это не означает… – Она уже не пыталась восстановить дыхание. – Как же ужасно обвинять его в домогательствах!

Мендоза качал головой, а его шея, вернее, оплывший на ней жир, так и перекатывался из стороны в сторону. Грейс ненавидела и его шею, и его самого.

– Пациента зовут…

– Это конфиденциальная информация! – во весь голос заорала Грейс. – Не называйте мне фамилию пациента. Меня это не касается.

«Я и знать ее не желаю», – подумала она, потому что знала ее, уже знала, и все это было так неправильно. И оставался всего один трос, одна тонкая шелковая нить, которая удерживала ее над пропастью на вершине утеса. А там, внизу, так далеко, что она не могла различить дна, находилось то самое место, где она еще ни разу в жизни не оказывалась. Даже в самые темные дни после смерти матери. Даже когда детки, которых они так сильно хотели вместе с мужем, никак не появлялись на свет. Это было невыносимо, но сейчас все казалось еще хуже.