Предисловие
Несколько лет назад я обещал опубликовать второй том рассказов о привидениях после того, как их у меня наберется достаточное количество. Это время пришло, и вот перед вами этот том. Наверное, нет никакой необходимости напоминать критикам о том, что работая над этими рассказами, я отнюдь не руководствовался чувством ответственности, которое требует от автора, подвизавшегося в этом жанре, придерживаться строгих правил и норм, также как я даже не пытался облечь их в мало-мальски приемлемую форму, хоть немного соответствующую концепции материальной доктрины мира. Справедливости ради следует отметить, что я сам знаю, как нужно излагать рассказы о привидениях для того, чтобы они производили как можно более сильное впечатление на читателя. Я считаю, что время и место действия в рассказе должны быть в достаточной мере узнаваемы, также как и большинство персонажей должны производить впечатление знакомости, при этом и диалоги должны быть реалтстичными, с какие читатель слышит каждый день. Рассказ о привидениях действие в котором происходит в двенадцатом или тринадцатом столетии, может быть, вполне и преуспеет от того, что будет изложен в романтическом или поэтическом стиле, правда, прочтя такой рассказ, читатель никогда нескажет самому себе: «Если я не буду хоть немного умней, то тоже самое может случиться и со мной!». – Другой весьма необходимый атрибут, как я считаю, это то, что привидения должны быть злыми, мерзкими и ужасными. Добрые и в любую минуту готовые прийти на помощь духи очень хороши для волшебных сказок или народных легенд, но таких вы не встретите в моих рассказах. И опять же, я полагаю, что специальные термины оккультизма, при том условии что их употребляют неправильно и не к месту, способны перевести простые рассказы о привидениях (какие я и пытался создать) в псевдо-научный план и заставить действовать силы сильно отличающиеся от тех, которые порождает воображение. Я хорошо осведомлен о том, что мое понимание замысла подобного рода рассказов принадлежит девятнадцатому, а не двенадцатому столетию, но скажите мне, пожалуйста, почему же тогда их прототипами не могут служить самые лучшие из лучших рассказов о привидениях, написанных в шестнадцатом или семнадцатом столетиях?
Впрочем, я не утверждаю, что создавая свои произведения я руководствовался какими-то жесткими правилами. Мои рассказы были написаны (все без исключения) в канун Рождества. Если они смогут доставить хоть какое-то удовольствие моему читателю на это Рождество, которое вот-вот наступит, или может быть в канун какого-нибудь другого праздника – они послужат той цели, ради которой я их опубликовал.
Выражаю особую благодарность редактору журнала
Школьная История
Два человека в комнате для курильщиков вспоминали дни своего детства, проведенные в частной школе. – В нашей школе, – сказал А., – на лестнице был след, который оставило привидение. – А на что он был похож? – Если мне не изменяет память, это был очень нечёткий отпечаток, чем то напоминающий оттиск подошвы туфли с квадратным носком, причем та лестница была каменная. – Никогда не слышал об этом. Если взглянуть на это серьезно, то звучит совсем неправдоподобно. – Интересно, а никто не мог выдумать эту историю?
– С мальчишками говорить бесполезно. У них свое понимание мира. Вот вам и тема для научной работы. – «Устные предания частных школ».
– Да, как тут не старайся, а урожай будет довольно скудный. Думаю, что если бы вам пришлось исследовать весь цикл историй о привидениях, например те, которые мальчишки в частных школах рассказывают друг другу, то они оказались бы не чем иным, как основательно переработанными версиями рассказов взятых из книг.
– Сегодня Strand[163] и Pearson[164], и подобные им издательства, наверное, отдыха не знают.
– Вне всякого сомнения, все эти истории выдуманы еще задолго до того как я появился на свет. Подождите, попытаюсь вспомнить какую-нибудь пострашней из тех, которые мне рассказывали. Вот одна из них: в одном доме была комната, в которой многие люди хотели остановиться на ночь, а потом каждый из них утром был найден стоящим на коленях в углу и причитающим: – «Я видел его». – Затем все они умирали.
– Это Вы случайно не про тот дом, что на Беркли Сквер[165]?
Да, похоже, это про него. Она начиналась так. Однажды, хозяин того дома услышал шум в коридоре, открывает дверь и видит, как кто-то ползет к нему на карачках, а у него глаз вывалился и свисает до щеки. Там была еще такая история, дайте-ка, вспомню… – а, вот! Однажды в одной комнате нашли покойника в постели, а на его лбу была печать от копыта, и пол вокруг его кровати тоже был покрыт следами копыт. А вот еще одна, не помню, кто мне это рассказывал. Легенда про леди, которая, закрывая дверь в спальную в доме с привидениями, услышала тихий голос из-за занавески, – «Теперь мы с тобой остались вдвоем на всю ночь». Происхождение всех этих сказок не имеет никакого объяснения, к тому же у них нет продолжения. Поэтому я сильно удивлюсь, если подобные выдумки перестанут появляться.
– Да, это точно, как я уже раньше говорил, все эти журналы, они постоянно что-нибудь новое печатают. Вы никогда не слышали историю о привидении, которая действительно произошла, и произошла в частной школе? Я никому еще не рассказывал о том, с чем мне пришлось столкнуться самому.
– Судя по вашему тону, Вы собираетесь рассказать о том, что было на самом деле. – Говоря по правде, я не знаю, с чего начать. Всё у меня стоит точно перед глазами. Этот случай произошел, когда я еще учился в школе, – тридцать с лишним лет назад, при этом я до сих пор не могу найти никаких объяснений произошедшему.
Школа, о которой я говорю, находилась возле Лондона[166]. Она была в большом и довольно старом здании, а здание это было, не помню, говорил я об этом или нет, большим и белым, а природа вокруг была просто изумительная. Там, в школьном саду, росли огромные кедры, такие часто встречаются в старых садах возле Темзы, были там и древние вязы, они росли на трех или четырех полях из тех, на которых мы обычно играли. Как я сейчас вспоминаю – это было очень красивое место, но мальчишки редко считают, что их школы отличаются чем-то особенным.
Я пошел в эту школу в сентябре, сразу после 1870. Не знаю почему, но среди всех мальчишек, которые также как и я пришли учиться со мной в один и тот же день, я приметил одного, он был из Шотландии, звали его Мак Леод. Нет нужды говорить о нем более подробно, главное то, что я с ним очень быстро подружился. Среди других мальчишек он ничем особенным не отличался. Нельзя сказать, чтобы он особенно успевал по предметам или был успешным в играх, тем не менее, как друг он меня вполне устраивал.
Наша школа была довольно большая. В ней училось около 120–130 мальчишек, так что для неё требовался значительный состав учителей, только они почему-то довольно часто менялись.
В один прекрасный день, по-моему, я был уже в третьем или четвертом классе, у нас появился новый учитель. Его фамилия была Сэмпсон. Это был довольно высокий, крупный мужчина, белолицый, с черной бородой. Думаю, всем нам он понравился. В свое время ему приходилось много путешествовать, по этой причине он знал много историй, которые рассказывал во время прогулок, так что между нами учениками даже было нечто вроде соревнования за право находиться ближе к нему, чтобы лучше слышать. А! Вот вспомнил – что за память у меня стала. Сколько времени уже прошло с той поры! У него на шее был талисман на цепочке от часов, который однажды привлек мое внимание, потом как-то он дал мне его лучше рассмотреть. Это была, сейчас я так думаю, золотая Византийская монетка. На одной её стороне было изображение какого-то доисторического императора, а другая была отполирована, почти гладкая. Наш учитель на ней сам выгравировал, правда, довольно грубо, свои собственные инициалы – G. W. S., а под ними дату 24 июля 1865. Да, теперь вспомнил, кажется, он мне сказал, что привез её из Константинополя, она была размером с флорин[167], может быть немногим меньше.
Вот первый странный случай, который произошел в нашей школе. Наш новый учитель проводил у нас урок по грамматике латинского языка. Одним из его любимых методов было (кстати, вполне вероятно это был один из самых лучших методов) заставить нас самих сочинять предложения с целью продемонстрировать свои знания и понимание тех правил, которым он пытался нас научить. Само собой разумеется, такой урок дает возможность глупым ученикам дерзить. Существует много историй из школьной жизни, в которых ученики переступали рамки, в любом случае, всё зависит от учеников. Но Сэмпсон был не из тех, кому можно сесть на шею, он следил строго за дисциплиной, да так, что мы и пикнуть лишний раз не могли. В тот день у нас был урок, на котором он нам объяснял, как можно применить слово «помню» в латинском языке. При этом он каждого из нас заставил составить предложения с использованием глагола memini, – это переводится – «Я помню». Большинство из наших составили простые предложения, что-то вроде: «Я помню своего отца, или «Он помнит свою маму», – и всё в этом духе, банальные и избитые фразы. Также я помню, что очень многие из нашего класса написали: – memino librum meum,[168], зато Мак Леод – о котором я уже говорил, решил придумать нечто оригинальное. Всем хотелось поскорей ответить и идти дальше, поэтому кто-то пнул его легонько ногой под партой, а я, который сидел рядом с ним, пихнул его и прошептал ему в ухо, чтобы тот поторапливался. Не смотря на всё это, он сидел так, словно его не было в классе. Я смотрю в его листок, а тот ни единого слова не написал. Я опять его толкаю, теперь уже сильнее чем раньше, и ругаю всеми бранными словами, которые я тогда знал, за то, что он заставляет нас ждать. В какой-то степени это помогло. Он вздрогнул и, похоже, очнулся. После чего очень быстро написал пару строчек на своем листке и сдает его вместе со всеми учителю. Его работа была последней или может быть предпоследней, в то время как у Сэмпсона было многое, что сказать ребятам, которые написали meminiscimus patri meo и тому подобное. Часы пробили двенадцать, что означало наш урок закончился еще до того как он дошел до работы Мак Леода, и поэтому Мак Леоду пришлось задержаться до тех пор, пока проверят его предложение. Когда я вышел из класса, заняться мне было нечем, и я решил подождать своего приятеля. Он очень долго не появлялся, а когда наконец-то он вышел, мне почему-то показалось, что тот капитально влип. – Давай рассказывай, – говорю я ему, – что ты получил? – Я не знаю, – отвечает он, – вроде ничего, но, по-моему, у нашего Сэмпсона от моего предложения крыша поехала. – Это потому что ты написал чушь собачью? – Да нет, ничего подобного, – говорит. – Там всё было правильно, серьезно. Я сначала написал Memento – то есть, «помню», после этого надо использовать слово в родительном падеже. Вот вся моя фраза: – memento putei inter quatuor taxos." – Это что за ахинея! – говорю. – Откуда ты её выкопал? Что это значит? – Это такой прикол, – говорит Мак Леод. – Я точно не знаю, что это обозначает, оно откуда-то пришло в мою голову и так там и застряло. Хотя я примерно представляю, что это может быть, потому что перед тем как это написать, у меня в голове появились какие-то образы. По-моему это: – «Вспомни колодец между четырех». – Как называются те темные деревья у них еще красные ягоды? – вдруг неожиданно спросил он. – Рябина, наверное, – отвечаю я ему. – Да нет, не рябина, – говорит МакЛеод. – Вот, вспомнил – Тис. Да, правильно, тис. – Ну и что тебе сказал Сэмпсон? – Знаешь, он как-то странно себя повел, вроде как обрадовался. Прочитав мое предложение, он подошел к камину и долго стоял возле него, повернувшись ко мне спиной, причем за всё это время он не проронил ни слова. Затем обернулся и тихим голосом произнес: – И что, по-твоему, это подразумевает? – Я сказал ему, что я на этот счет думаю, только сказал, что не помню, как это дурацкое дерево называется. После этого он захотел узнать, почему я это написал, в ответ я ему еще что-то сказал, не помню что. Затем он бросил эту тему и перешел на другую. Начал спрашивать, как давно я здесь, где живут мои родители, и всё в этом роде, а потом он меня отпустил, но выглядел он точно как чокнутый.
Я не помню, что мы еще говорили по этому поводу. На следующий день Мак Леод не пришел. Он свалился с простудой, а может еще что-нибудь подцепил. Прошла неделя, или даже больше, прежде чем он опять начал ходить в школу. Потом начало тянуться время, за целый месяц, считай, ничего особенного не произошло. Не знаю, чокнулся Сэмпсон, как думал Мак Леод, или нет, вида он не показывал. Я с абсолютной точностью могу сказать, а сейчас я это уже хорошо понимаю, что-то в прошлом у него случилось, но я совсем не представляю, чтобы у нас мальчишек в ту пору умишка хватило докопаться до того, где собака зарыта.
ebooksa