— Внизу, в первую, где и драгоценности, — ответила приемщица и уважительно посмотрела на него.
Народ, толпившийся с различной мелочонкой, почтительно расступился перед Никитиным.
Он спустился в первую кладовую, где было чинно и пусто. Лишь две ветхие старушки сдавали в заклад золотые часы «Буре» и фамильные бриллианты. Приемщица, в черном сатиновом халате, с шестью золотыми перстнями солидного достоинства, закончила расчеты со старушками и высокомерно обратилась к Никитину:
— Ну, что у вас?
— Да вот… — Никитин раскрыл футляр и протянул приемщице.
— Что это?
— Любовь к жене.
Заинтересованные старушки вернулись и остановились возле-Никитина.
— К своей или чужой жене?
— К своей! — Никитин ежился от вопросов.
— То-то же! А то тащут сюда разную бижутерию… Зина! — вдруг гаркнула приемщица. — Иди посмотри — чего!
Из другого помещения выплыла Зина.
— О-о-ой! — всплеснула она руками. — Бывает же в жизни такая красота!
Она взяла в руки футляр, где доверчиво золотилась и переливалась Любовь. Старушки потянулись к Зине.
— Деньги неожиданно понадобились. А то б я сроду… — залепетал Никитин.
Но его никто не слушал. У Зины и у старушки разгладились, и посветлели лица. Они, не отрываясь, смотрели на Любовь.
— Ну, будет! — приемщица рванула футляр из Зининых рук. — Красота! Да не про нашу честь!
— Может, ради денег-то какой завалящий бриллиантик лучше б сдал? — спросила одна из старушек.
— Да какие бриллианты? В мои-то годы? Одно только это и есть.
Старушки покачали головами и ушли. А приемщица вывалила Любовь в полиэтиленовый мешочек.