Фома выпустил концы шнурков и, оглянувшись на Чира, затараторил:
— Точно видел. Сам. Я последний купил, а передо мной они и стояли. Арбуз, батя его и матуха. Он не хотел, это батя ему купил. Жир сгонять, — подхихикнул он напоследок.
— И все дела! — Женька повеселел. — Идем к нему домой, берем мяч — и порядок.
— А кто пойдет? — спросил Леха. — Ты?!
С минуту Витька слышал, как кружатся мухи над свежевыброшенными банками. Наконец Женька ответил:
— Почему это я? Давай ты!
— Ага, так он мне и дал! Пусть Фома идет.
— И Фоме не даст. Он вчера у него мороженое вышиб.
— Карась?
— Ха, Карась! Мы ж с тобою его до парадняка гнали.
Женька поочередно окликал ребят, и у каждого находилась не одна причина бояться отказа. Арбуз был из их дома, но ни с кем не водился и редко появлялся во дворе — только по дороге в школу и обратно (он учился в другом районе, в какой-то специальной школе), а в выходные отправлялся на прогулку с родителями. Когда он прокатывался мимо — серый, тугой шарик, украшенный вверху огромными очками, все время сползающими по короткому носику, — мало кто мог удержаться и не наподдать, не выбить портфель, не запустить вслед камешком.
— Да чего там, — подал голос и Чир, — пойдем все. Струсит — и даст.
— Он-то, может, и даст, да отец его…
— А что отец? Будет выпендриваться — брату скажу.
Витька рассмеялся — не громко, но его услышали.
— Чего ржешь?
— Брату скажет! — сообщил Витька облакам. — Тот секцию бокса на заводе ведет, а он — брату…
— Откуда знаешь?
— Батя сказал. Он у него в цехе вкалывает.
— Мастер?