— Думали!.. — прорвало Витьку. — Ноги у вас будь здоров соображают! А я из-за вас, сволочей…
— Ладно, будет тебе, заткнись! — Муха гудел вполне добродушно, но Витька понял, что перегнул, и осекся. — Не ты первый, не ты последний. Когда меня на Угольной прихватили, ты тоже до угла не оглядывался.
— А что бы мы сделали? Не драться же.
— Да он бы нас, как своих. Бицепсы у него — будьте любезны. И не обхватишь.
— Да уж наверное — мастер, — задумчиво протянул Чир. — Не знаешь, Рыжий, у него с четырнадцати принимают?
— А ты пойди спроси! — Витьку еще заносило.
— Но-но, полегче!
— Ладно, расквакались: ручки, ножки! Пошли доигрывать!
— Сдурел? Уже девять. Слышишь, пикает?
— А что? В школу завтра собрался? Подожди до сентября. Ну, поехали, еще часок погоняем, хоть в сетке.
— Не-е, — сказал Фома, — мне домой надо. Матка ждет.
— Брось ты! — и Чир принялся урезонивать приятеля. — Пошли на набережную.
— Эх вы! — Женька выпрыгнул из беседки и стал подкидывать мяч обеими ногами попеременно, не давая опуститься на землю. Подъем — коленка, подъем — коленка; подбив пяткой, пустил свечой и лбом мягко сбросил в руки.
— А когда приносить?
— Завтра. Не наколоть бы.
— А… хоть… и наколоть, — Женька опять возился с мячом.
— А если замотать? — Чир сказал тихо, но решительно, так что вопрос звучал уже полуутверждением. Мяч хлопнулся на землю и быстро-быстро заскакал в кусты.
— Как это?
— А так! — Женька с ходу поймал идею. Он облокотился на перила и, говоря, вертел головой, пытаясь втолковать каждому. — Скажем, что прокололи. Им он все одно не нужен. Деньги отдадим. Два рваных всяко сколотим.
— Это уж как Рыжий. Ему решать.