На радостях я даже раздал всем по двойной порции рома и теперь все были вдвойне веселы. Ром здесь вообще служил лекарством от всех болезней и настоящей водой жизни, потому что пить местную воду, быстро протухающую на жаре, было решительно невозможно. Разбавляли ромом, и тогда уже можно было пить.
Я всё пытался вспомнить рецепт грога, но в голову упорно лез только глинтвейн, который нам, очевидно, был ни к чему. Тоже так себе прогрессорство, но мне всё же хотелось внедрить что-нибудь новое в местный быт, довольно скучный и однообразный.
На ужин меня снова пригласили в кают-компанию, и отказываться я не стал. Да и с двумя новыми офицерами стоило наконец-то познакомиться поближе. Команда пополнилась плотником и канониром, и теперь можно было считать, что экипаж укомплектован полностью.
Плотником выбрали того подмастерья из Мариго, совсем юного, но умел он, как выяснилось, многое, гораздо больше, чем средний моряк. Звали его Жерар Дюбуа, и на вид ему было не больше двадцати лет, держался он поначалу настороженно, но после удачного абордажа повеселел и втянулся в процесс.
А канониром взяли голландца по имени Герард Ланге, который до этого служил артиллеристом в форте Амстердам. Решил променять скудное жалованье солдата на роскошную и красивую жизнь свободного флибустьера, что я всецело поддерживал.
Отмечали, само собой, успешный захват «Эсмеральды», тем более, что на борту испанца нашлось несколько бутылок отличного вина. Я не сомневался, что и на нижней палубе свободная вахта сейчас втихую празднует. На борту, в принципе, не было прямого запрета на алкоголь, но все знали, что я не одобряю пьянство на корабле, а особенно во время несения службы. Запрещено было только красть у своих и играть.
— За славную победу! — воскликнул Шон, и мы под дружный рёв чокнулись новенькими хрустальными бокалами.
Кок и в этот раз постарался на славу. Жареная говядина с гарниром из батата, какими-то местными специями и травами, благодаря которым даже батат оказался съедобен, пудинг, фруктовый салат. Стол не то, что бы ломился от яств, но каждому хватало с лихвой.
Вино тоже оказалось неплохим, ничуть не хуже пресловутого бургундского, разве, может быть, чуть послабее, так что его никто даже не разбавлял. Выпили, какое-то время посидели молча, разбавляя тишину постукиванием ложек и чавканьем, налили ещё.
— За жён и возлюбленных! — торжественно произнёс я старый тост, который, как мне казалось, знали все. — И чтобы они никогда не встречались!
Флибустьеры расхохотались так, что едва не опрокинули стол. Выпили, закусили, выпили ещё. Вино лилось рекой, все наслаждались вкусной едой, алкоголем и хорошей компанией. Кому как, а на мой взгляд, компания подобралась неплохая. Травили байки, рассказывали анекдоты, смеялись, шутили, и я с удовольствием окунулся в эту атмосферу хорошей дружеской посиделки, разве что новенькие вели себя чуть сдержанно и отстранённо.
— Прошу меня извинить, нужно отойти, — произнёс я, чувствуя, что мне нужно на воздух, прогуляться до гальюна.
— Давай, кэп, разбавь море немножко! — расхохотался Шон.
Я не ответил и просто вышел. На палубе было всё спокойно, солнце потихоньку катилось к закату, искрясь на волнах, словно разноцветные витражи. Из кубрика доносилось пьяное пение, и я вдруг вспомнил о словах Губернатора об играх. Будь я обычным матросом, сейчас, пожалуй, было бы самое время, чтобы нарушить правила. Вечер, пьянка, капитан и офицеры тоже пьют у себя, а значит, вряд ли кто-то сможет поймать с поличным. Я спустился на нижнюю палубу, стараясь идти максимально тихо.
В кубрике вовсю шла гулянка.
— Тройка! Я выиграл! — послышался чей-то хриплый смех.
Я решительно шагнул внутрь, в душный полумрак.
— Сколько выиграл? — громко спросил я, пытаясь разглядеть, кто это говорил.
— В-восемь песо... Капитан! — Гастон вскочил на ноги, испуганно глядя на меня.
Рядом с ним сидел не кто иной, как сам Губернатор, который пытался спрятать стакан с костями.