— Покаяться, — ответил священник.
— Каюсь, грешен, — сказал я и снова ткнул пистолетом в перегородку. — Давайте-ка рясу, святой отец. А лучше две.
— Две? — удивился он.
— Не могу же я своего человека бросить, — сказал я.
— Хорошо. Будь здесь, — сказал он.
— Э-э-э, нет, — протянул я. — Выходим вместе.
Я быстро стянул камзол, перекинул через руку, прикрывая пистолет. Дождался, пока священник выйдет из исповедальни, не прекращая держать его на мушке, вышел следом за ним.
— Прошу за мной. И друга своего позови, — сказал святой отец.
Я окинул взглядом церковь, всё вроде было спокойно. Хорхе сидел, откинувшись на лавке и прикрыв глаза.
— Нет. Идёмте, — сказал я.
Он повёл меня через какие-то коридоры и лестницы, совершенно спокойно, будто и не находился под прицелом моего пистоля. Наконец, мы остановились в какой-то небольшой скромной келье, и он вытащил из сундука две длинные рясы из коричневой шерсти.
— Можешь убрать пистолет, сын мой, — сказал он, протягивая мне одежды.
Я так не думал. Взял оба свёртка свободной рукой, не переставая держать его на мушке.
— Простите, святой отец, — искренне сказал я.
— Бог простит, — улыбнулся он. — А французские корабли не трогай больше.
— Не буду, — сказал я. — Давайте-ка обратно.
Не хватало мне ещё заблудиться в этих коридорах. И мы пошли обратно. В церкви всё было по-прежнему тихо и спокойно, так, что мне даже не хотелось отсюда уходить, но я понимал, что чем скорее окажусь на борту «Ориона», тем лучше. По-хорошему, лучше было бы сделать так, как говорил святой отец, вместе с Хорхе пройти внутрь коридоров и переодеться там, чтобы выйти уже замаскированными, но я опять действовал, не подумав. Меня это уже начинало раздражать.
— Постой, — сказал священник, когда я уже собрался уходить к Хорхе. — Вот, держи. На память. Чтобы помнил.
Он протянул мне простые деревянные чётки с крестом. Я повертел внезапный подарок в руке, сунул за пазуху.
— Благодарю, святой отец, — сказал я.