Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты

И злодей разразился таким оглушительным хохотом, что мы уже не различали умоляющих восклицаний Кристины. Виконт де Шаньи кричал и колотил в стены как безумный. Я не мог больше удерживать его. Но все тонуло в раскатах хохота этого монстра. Потом послышались отзвуки борьбы, на пол упало тело и его поволокли, захлопнулась дверь, защелкнулись засовы, и наконец мы погрузились в удушливую полуденную тишину… в самом сердце африканского леса…»

Глава 25

«Бочки! Бочки! Вы продаете бочки?» (Продолжение рассказа Перса)

«Я уже сказал, что небольшой зал с зеркальными стенами, в котором находились мы с виконтом де Шаньи, имел правильную шестиугольную форму. Такие комнаты можно видеть на некоторых выставках, они называются „камеры чудес“ или „дворцы иллюзий“. Честь их изобретения полностью принадлежит Эрику, который на моих глазах построил первый такой зал во дворце Мазендарана. Достаточно разместить по углам какой-нибудь декоративный элемент, например колонну, чтобы получился дворец с тысячей колонн, поскольку благодаря зеркальному эффекту реальное пространство дробится на шесть шестигранных залов, каждый из которых, в свою очередь, множится до бесконечности. Когда-то, чтобы доставить удовольствие младшей жене султана, он устроил нечто подобное с „бесконечным храмом“, но султанше скоро наскучила столь детская иллюзия, тогда Эрик переделал свое изобретение в „камеру пыток“. Вместо архитектурного мотива, размещенного по углам, он поставил на переднем плане железное дерево. Почему это дерево с раскрашенными листьями, в совершенстве имитировавшее настоящее, было сделано из железа? Необходима была прочная конструкция, чтобы выдерживать все отчаянные атаки обезумевшего „пациента“, которого запирали в „камере пыток“. Мы увидим позже, каким образом два пейзажа мгновенно превращались в два других, затем в третий благодаря автоматически вращающимся барабанам, которые были установлены по углам; каждый из них имел три грани с различными пейзажами, так что по мере вращения цилиндров общая картина менялась.

Стены этого удушающего по воздействию зала было невозможно испортить, так как, кроме декоративных элементов исключительной прочности, они были сплошь зеркальными, причем достаточно прочными, чтобы отразить яростные атаки обреченного, брошенного сюда, к тому же без всякого оружия.

Никакой мебели. Светящийся потолок. Хорошо продуманная система электрического обогрева, которая позже нашла применение в обычных помещениях, позволяла повышать температуру стен и создавать в зале нужную атмосферу.

Я намеренно так подробно перечисляю детали этого изобретения, создающего сверхъестественную иллюзию экваториального леса, опаленного полуденным солнцем, чтобы никто не мог усомниться в том, что мой мозг совершенно нормален, чтобы никто не мог сказать: „Этот человек сошел с ума“, „Этот человек лжет“ или же „Этот человек принимает нас за дураков“[15].

Если бы я просто изложил положение дел так: „Спустившись на дно пропасти, мы оказались в экваториальном лесу, опаленном полуденным солнцем“, читатель зашел бы в тупик, но подобные эффекты мне не нужны, поскольку цель автора этих строк – рассказать о том, что произошло с виконтом де Шаньи и со мной на самом деле во время этой ужасной авантюры, создавшей немало проблем для французского правосудия.

Однако вернемся к делу.

Когда потолок засветился и вокруг нас вспыхнул лесной пейзаж, изумлению виконта не было предела. Появление непроходимой чащи леса с бесчисленными деревьями, окружавшими нас со всех сторон, деревьями, которые множились до бесконечности, погрузило его в пугающее оцепенение. Он потер рукой лоб, будто пытаясь поймать волшебное видение, и заморгал, как только что разбуженный человек, не понимающий, что с ним. Он даже отвлекся от голосов за стеной.

Я уже отметил, что появление леса почти не удивило меня. Я продолжал прислушиваться к тому, что происходило за стеной. Кроме того, я был поглощен не столько пейзажем, сколько зеркалами, которые его создавали. Эти зеркала были кое-где разбиты.

Да, на них, несмотря на высокую прочность стекла, были трещины и выбоины, и это доказывало, что „камера пыток“, где мы находились, уже не раз использовалась по назначению.

Наверное, какой-то несчастный, очевидно не столь безоружный и нагой, как приговоренные во дворце „сладостных ночей Мазендарана“, был брошен в этот „смертельный иллюзион“ и в безумстве ярости бился об эти зеркала, которые, несмотря на легкие повреждения, противостояли его агонии. А ветка железного дерева, где для него закончились все муки, располагалась таким образом, что перед смертью он мог видеть, как вместе с ним судорожно дергаются тысячи повешенных, – таково было последнее утешение.

Да, Жозеф Бюкэ прошел через это…

Неужели и мы умрем так же?

Я старался не думать об этом, помня, что у нас есть еще несколько часов, которые можно употребить с большей пользой, чем удалось бедняге Бюкэ.

Ведь я изучил до тонкости бóльшую часть трюков Эрика. Следовало воспользоваться моими знаниями – теперь или никогда.

Прежде всего я и не помышлял о том, чтобы вернуться тем же путем, который привел нас в эту проклятую комнату, или о том, чтобы отвернуть камень, закрывающий проход. Объяснялось это просто: для этого у нас не было никаких средств. Мы прыгнули в „камеру пыток“ со слишком большой высоты, и никакая мебель не помогла бы нам дотянуться до камня, закрывавшего отверстие, даже если использовать в качестве ступенек ветви железного дерева или плечи одного из нас.

Оставался единственно возможный выход: через комнату, обставленную в стиле Луи-Филиппа, где находились Эрик и Кристина Даэ. Но если с той стороны сюда вела обычная дверь, для нас она оставалась абсолютно невидимой. Значит, надо попытаться открыть ее, не зная, где она расположена, что было весьма непросто.

Когда я окончательно понял, что нечего надеяться на Кристину, когда услышал, что этот монстр увлек, точнее, уволок несчастную девушку из комнаты, чтобы она не могла помешать нашей пытке, я решил, не теряя времени, взяться за дело сам, то есть приступить к поискам двери.