Если даже там нет воды, мы сможем скрыться от воспламеняющего притяжения ужасных зеркал.
Но я остановил виконта, остерегаясь очередного трюка этого монстра, и спустился первым, светя потайным фонарем.
Ступени спиральной лестницы тонули в бездонной мгле. О, как была благодатна эта прохлада!
Скорее всего, это объяснялось не действием системы искусственной вентиляции, устроенной Эриком, – прохлада исходила от самой земли, от близлежащего водоносного слоя. К тому же озеро, должно быть, находилось неподалеку.
Мы спустились вниз, и там, едва наши глаза привыкли к темноте, в свете моего фонаря разглядели какие-то округлые предметы.
Бочки!
Мы были в погребе Эрика!
Должно быть, здесь он хранил вино и, вероятно, питьевую воду. Я знал, что Эрик является любителем изысканных вин.
Да, здесь было что выпить.
Виконт поглаживал округлые бока и приговаривал:
– Бочки!.. Бочки!.. Сколько бочек!
Действительно, там оказалось немало бочек, симметрично выстроенных в два ряда, мы находились в промежутке между ними…
Это были скорее бочонки; я рассудил, что Эрик выбрал бочки именно такого размера, чтобы было удобнее доставлять их в дом на озере.
Мы осмотрели каждую, но ни в одной из них не обнаружили крана; все бочки были герметично закрыты. Тогда мы приподняли одну из них, убедились, что она полная, и, опустившись на колени, я лезвием небольшого ножа принялся поддевать затычку.
В этот момент мне почудилось, что откуда-то издалека доносятся монотонные распевные фразы, ритм их был мне знаком – я часто слышал на парижских улицах: „Бочки! Бочки! Вы продаете бочки?“
Моя рука застыла на затычке. Виконт тоже расслышал это. Он заметил:
– Забавно… Можно сказать, что бочка поет.
Пение постепенно удалялось: „Бочки! Бочки! Вы продаете бочки?..“
– Клянусь, звук идет изнутри бочки, – сказал виконт.
Мы вновь приподняли ее.