Эрик замолчал. Перс не задал ему больше ни одного вопроса. Теперь он был спокоен за судьбу Рауля де Шаньи и Кристины Даэ. И ни один представитель «рода человеческого», видевший в тот вечер рыдания Призрака, не усомнился бы в его словах.
Потом Эрик надел маску и собрал все силы, чтобы распрощаться с «дарогой». Он объявил, что, как только почувствует, что конец его близок, он пришлет Персу, чтобы отблагодарить его за все, что тот сделал для него когда-то, самое дорогое, что у него есть: все записки, которые Кристина написала для Рауля в дни подготовки побега и оставила ему, а также некоторые принадлежавшие ей безделушки – два носовых платка, пару перчаток и бант от туфельки. На вопрос Перса Эрик ответил, что, как только молодые люди обрели свободу, они решили найти священника где-нибудь в глуши, где они могли бы укрыть свое счастье, и отправились на вокзал Нор-дю-Монд. Наконец Эрик попросил Перса, когда тот получит обещанные бумаги и реликвии, сообщить о его смерти молодым людям. Для этого он должен будет оплатить одну строчку в рубрике некрологов в газете «Эпок».
Вот и все.
Перс проводил Эрика до дверей своей квартиры, а Дариус помог ему сойти на тротуар, где ждал фиакр. Эрик сел в него, и подошедший к окну Перс услышал, как он сказал кучеру: «На площадь Оперы!»
И фиакр скрылся в ночи. Так Перс в последний раз видел бедного, несчастного Эрика.
Три недели спустя в газете «Эпок» появилось следующее траурное объявление:
«Эрик умер».
Эпилог
Такова невыдуманная и достоверная история Призрака Оперы. Как я объявил в самом начале книги, теперь уже нельзя сомневаться в том, что Эрик действительно существовал. Слишком много доказательств имеется в нашем распоряжении, чтобы не признать, что развитие драмы семейства де Шаньи предопределилось поступками Эрика.
Нет необходимости напоминать, как сильно дело это взбудоражило в свое время всю столицу. Похищение певицы, смерть графа де Шаньи при исключительных обстоятельствах, исчезновение его брата и странный сон, внезапно объявший троих осветителей театра. Какие драмы, какой вихрь страстей и преступлений возник вокруг идиллической любви благородного виконта де Шаньи и очаровательной, нежной Кристины Даэ! Что стало с утонченной и таинственной певицей, о которой с тех пор никто на свете больше не слышал? Ее сочли жертвой соперничества двух братьев, никто и представить себе не мог, что же произошло на самом деле. Никто не понял, что, раз Рауль и Кристина исчезли одновременно, они, как жених и невеста, могли просто удалиться от света и, скрывшись от людей после необъяснимой смерти графа Филиппа, наслаждаться своим счастьем. Они сели в поезд, отходивший с вокзала Нор-дю-Монд. Когда-нибудь, может быть, я сяду в поезд на том вокзале и отправлюсь в поисках счастья на берега твоих озер, Норвегия, в твои края, безмятежная Скандинавия, возможно, там еще сохранились следы Рауля и Кристины, а также матушки Валериус, исчезнувшей примерно тогда же. Когда-нибудь я тоже, может быть, своими собственными ушами услышу одинокое эхо Севера Мира[16], вторящее песне той, что знала Ангела Музыки.
Хотя попечениями судебного следователя Фора, не слишком обремененного интеллектом, дело было закончено, пресса время от времени возвращалась к этой таинственной истории и продолжала задаваться вопросом: что за чудовищная личность стоит за этим рядом катастроф, злодейств и исчезновений?
Одна бульварная газетка, бывшая в курсе всех закулисных сплетен, написала:
«Это рука Призрака Оперы».
Но конечно же, это было сказано в ироническом тоне.
Один лишь Перс, которого не захотели услышать и который после визита Эрика не возобновлял попыток обратиться к правосудию, знал всю правду.
Он хранил главные доказательства, переданные ему Призраком вместе с памятными вещицами.
А мне предстояло дополнить эти доказательства с помощью самого Перса. Изо дня в день я держал его в курсе своих поисков, и он направлял их. Прошли долгие годы с тех пор, как он в последний раз был в Опере, но он сохранил об этом величественном здании подробнейшие воспоминания, и не было никого, кто лучше смог бы провести меня по самым потаенным его закоулкам. Он также назвал мне источники информации, которыми я мог воспользоваться; он натолкнул меня на мысль постучаться в дверь господина Полиньи, правда бедняга был едва ли не при смерти. Я был лишь поверхностно знаком с ним, но никогда не забуду впечатления, которое произвели на него мои расспросы насчет Призрака. Он посмотрел на меня так, словно увидел перед собой самого дьявола, и ответил лишь несколькими бессвязными фразами, которые, впрочем, лишний раз подтверждали – и это самое главное, – какое смятение в свое время внес Призрак Оперы (П. О.) в его и без того насыщенную жизнь.
Когда я рассказал Персу, чем увенчался мой визит к Полиньи, «дарога» загадочно улыбнулся и сказал:
– Полиньи так и не узнал, как этот гениальный негодяй Эрик, – (Перс отзывался об Эрике то как о божестве, то как о монстре), – управлял им. Полиньи был суеверен, и Эрик знал об этом. Эрику вообще многое было известно об общественных и личных делах служащих Оперы.
Когда господин Полиньи услышал в ложе № 5 таинственный голос, который изложил ему почти всю его биографию и описал его отношения с коллегой, он сразу сдался. Пораженный голосом, идущим, казалось, прямо с небес, он посчитал себя проклятым, а потом, когда этот голос потребовал у него денег, решил, что стал игрушкой в руках одного известного певца, жертвой которого в свое время оказался и его коллега Дебьен. Они оба, утомившись по многим причинам от директорства, ушли в отставку, даже не попытавшись поглубже узнать личность этого загадочного П. О., который передал им тот нелепый перечень их обязанностей. Они ознакомили с этой тайной своих преемников и, испустив вздох облегчения, избавились наконец от истории, сильно их заинтриговавшей, но показавшейся обоим совсем не смешной.