Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты

22
18
20
22
24
26
28
30

– А когда, по вашему мнению, он был в Гландье в последний раз, не считая сегодняшнего?

– За неделю до покушения в Желтой комнате.

Затем Рультабийль спросил, обращаясь непосредственно к женщине:

– Значит, в щели паркета?

– Да, в щели паркета, – ответила та.

– Благодарю вас, – сказал Рультабийль. – Сегодня вечером будьте наготове.

Произнеся последнюю фразу, он приложил палец к губам, советуя тем самым привратникам помалкивать.

Мы вышли из парка и направились к трактиру «Донжон».

– Вы бываете в этом трактире?

– Иногда.

– Но ведь и в замке обедаете тоже?

– Да, мы с Ларсаном просим нам накрыть или у него, или у меня.

– Господин Стейнджерсон не приглашал вас к своему столу?

– Ни разу.

– Ему не надоело ваше пребывание у него в замке?

– Не знаю. Во всяком случае, он ведет себя так, словно мы ему не мешаем.

– Он вас ни о чем не спрашивал?

– Ни о чем. Он все еще в том же состоянии, в каком стоял под дверью Желтой комнаты, где убивали его дочь. Он убежден, что раз ему сразу не удалось ничего выяснить, то мы тем более ничего не сможем. Но по мнению Ларсана, он считает своим долгом не разрушать наши иллюзии.

Рультабийль вновь погрузился в размышления. Выйдя из задумчивости, он заговорил о том, как ему удалось освободить привратников:

– Я отправился к господину Стейнджерсону с листком бумаги и попросил его написать следующее: «Обязуюсь оставить у себя на службе своих преданных слуг Бернье и его жену, что бы они ни заявили». Внизу он поставил подпись. Затем я ему объяснил, что, имея эту бумагу, смогу заставить их говорить, и уверил, что к преступлению они не имеют никакого отношения. Я ведь все время держался этого мнения. Следователь показал бумагу Бернье, и они заговорили. Не опасаясь больше потерять место, они рассказали то, что, по моему мнению, и должны были рассказать. Время от времени они браконьерствовали в угодьях господина Стейнджерсона и оказались в момент драмы неподалеку от павильона именно поэтому. Пойманных кроликов они продавали хозяину трактира «Донжон», который готовил их сам или перепродавал в Париж. Я-то догадывался об этом с первого же дня. Помните фразу, сказанную мной, когда мы вошли в трактир «Донжон»: «Теперь придется есть мясо»? Эту фразу я услышал тем утром, когда мы приближались к воротам парка; вы слышали ее тоже, но значения не придали. Помните, подходя к парку, мы остановились посмотреть на человека, который сновал туда-сюда, время от времени поглядывая на часы? Это был Фредерик Ларсан за работой. А позади нас стоявший на пороге хозяин трактира сказал кому-то, кто был внутри: «Теперь придется есть мясо!»