Отведя факел в сторону, Руделькопф наклонился к Филандеру:
– Ты боишься, но боишься не меня и не огня в моей руке. Ты боишься за кого-то другого. Разве не так? Должно быть, ты в полном отчаянии, раз явился сюда. Ты в отчаянии, но ты отнюдь не дурак. Жажда золота не сподвигла бы тебя на это. Кому-то, кто для тебя важнее всего на свете, грозит опасность. Да, вероятнее всего, дело в этом. Может быть, это девчонка, в которую ты влюблён? Это Темпест?
Филандер отвёл глаза. Во взгляде Руделькопфа читалась лишь издёвка. Надеяться было больше не на что.
– Темпест, – произнёс король бандитов, смакуя и растягивая каждый слог. – Твоя маленькая подружка.
За его спиной захихикал Хаггинс.
– Ты так беспокоишься, – продолжал Руделькопф. – Не знаешь, что ещё предпринять.
Мысленно Филандер нащупал в кармане сюртука выпуск «Грошовых ужасов». Возможно, у него получится выпустить одну ударную волну. Хотя бы одну-единственную.
– Кто же её туда запер? – рассуждал тем временем король бандитов. – Те, кто защищает вас от мести мадам Ксу? Они схватили девчонку, потому что им что-то от вас нужно? Вы что-то должны для них добыть? – Руделькопф расплылся в ухмылке, которая, казалось, еле помещалась на его роже. – В этом всё дело, не так ли? Вы должны кое-что для них провернуть, вот они и взяли твою малышку в заложницы. Я знаю, кто такие эти Лоэнмуты. Я знаю, сколько власти сосредоточено у них в руках. С них станется навести шороху даже в Чайна-тауне. – Перед глазами Филандера снова замелькало пламя факела. – И ты явился ко мне, чтобы натравить меня на них? Чтобы я связался с этими богачами и лишился моего прекрасного дворца? – В темноте, где, свистя, по-прежнему вращались горящие факелы, послышался чей-то мрачный хохот. – Я даже не могу решить, что заслуживает самое суровое наказание: твоё враньё, твоя наглость или попытка уговорить меня отдать моих парней на растерзание Лоэнмутам.
Ударная волна вырвалась из рук Филандера, словно гневный вопль, – и она оказалась гораздо сильнее, чем он предполагал. Заряд библиомантики угодил Руделькопфу в грудь и отшвырнул его на несколько метров назад, почти к подножию его собственного трона. Факел выпал из его руки и откатился в сторону. По рядам стоящей вокруг свиты прокатился ропот. Даже Хаггинс на несколько секунд онемел от изумления. Упавший навзничь Руделькопф даже не застонал.
Медленно, очень медленно король бандитов сел, затем, опершись руками о землю, с трудом встал на ноги. Никто из его прихлебателей не бросился помогать главарю, очевидно опасаясь подчеркнуть его минутную слабость: король преступного мира в состоянии сам подняться на ноги.
Уставившись на Руделькопфа безумным взглядом, Филандер краем глаза заметил решётку, которую слуги положили над широкой плоской жаровней.
– Мальчик мой… – вкрадчиво произнёс Руделькопф, снова приближаясь к юноше.
Король головорезов слегка пошатывался, но ударная волна не причинила ему серьёзного вреда. Филандер обмяк в железной хватке громил-телохранителей, всей душой надеясь, что в темноте перед его глазами всплывёт лицо Темпест, её улыбка, на которую он не мог насмотреться, сколько ни смотрел. Однако в темноте по-прежнему крутились огненные колёса, языки пламени лизали заскорузлую решётку, а прямо перед его носом маячил массивный силуэт Руделькопфа – словно облако дыма, тщетно силившееся принять человеческий облик.
Внезапно огонь полыхнул там, где до того не было ни искорки: в одном из углов двора, причём высоко, над головами людей.
Это загорелось одно из парусиновых полотен, прикрывавших резиденцию Руделькопфа.
Послышался женский визг и крики: «Берегись!»
– Тушите! – приказал Хаггинс. – Тушите эту чёртову парусину! – В его голосе слышалось удивление, но особенно обеспокоенным он не казался.
Остановившись, Руделькопф медленно задрал голову и взглянул вверх.
В воздухе послышалось шипение.
Под тяжестью чего-то огромного парусина над ним затрещала, штыри, которыми она крепилась к стенам окрестных домов, вылетели один за другим, и что-то с оглушительным грохотом рухнуло на землю рядом с главарём бандитов, пробив в мостовой глубокую выемку. Филандер успел увидеть, что от сотрясения Руделькопф не удержался на ногах и свалился на мостовую. Зато задело Хаггинса: его руки и ноги торчали из-под упавшего во двор предмета, напоминавшего огромный якорь.