– Возможно, он захочет поговорить с очаровательной Розой Буттон.
Мерси задумалась, а затем покачала головой:
– Это Седжвику не подходит. Его мог бы заинтересовать кто-то другой. Я думаю, это будет Джон Джаспер.
– Этот негодяй? – Желтоватое лицо Всезнайки внезапно побледнело как мел.
– Он – главный подозреваемый, – продолжала Мерси. – А Академия, вероятно, опасается того, что в результате эксперимента Седжвика в наш мир хлынет волна книжных персонажей и заполонит его. Все эти негодяи и убийцы, страдающие манией величия.
– Нашествие персонажей! – в ужасе воскликнул Всезнайка.
– Цыганка же, по-видимому, хочет убить сразу трёх зайцев: обезвредить Седжвика, заполучить Книгу бутылочной почты и одновременно подмочить репутацию Кантосов и Химмелей.
Дрожащий ветератор выглядел так, будто ему до смерти хотелось спрятаться в своей папке. Мерси откинулась на спинку кресла.
– Кто-то должен остановить их любой ценой, – закончила она. – Их обоих: и Седжвика, и Цыганку.
20
Вторая лондонская улица книготорговцев Холивелл-стрит пролегала в нескольких кварталах от набережной Темзы. Холивелл-стрит была уже и прямее, чем Сесил-корт, и больше напоминала просеку, прорубленную в чаще города. Друг с другом здесь соседствовали почти пятьдесят магазинов.
В начале девятнадцатого столетия в задних комнатах лавок на Холивелл-стрит сочиняли и печатали политические памфлеты. Желающие выступить против правительства, знати, Церкви или, в конце концов, плохой погоды всегда могли обрести здесь сторонников и соратников. Однако спустя некоторое время жители улицы поняли, что торговля протестами и общественным возмущением приносит мало прибыли, и многие книготорговцы вместо политики занялись продажей эротической литературы и непристойных изображений. Со временем некоторые лавки подобного толка закрылись, тем не менее дурная слава о Холивелл-стрит, по сей день ходившая по Лондону, была не совсем уж необоснованной. Любители, интересовавшиеся публикациями определённого рода, могли здесь даже не заглядывать под прилавок, чтобы найти искомое: гравюры и рисунки пером, висевшие в большинстве витрин на Холивелл-стрит, вполне соответствовали их ожиданиям. Даже в лавках, внешне производивших вполне респектабельное впечатление, предлагались на продажу картинки, не предназначенные для совместного просмотра в мужских клубах и уж тем более в дамских чайных салонах.
Торопясь вдоль выставленных напоказ изданий, но не удостаивая их даже взглядом, Седрик спешил к магазину в самом конце улицы, недалеко от перекрёстка, на котором Холивелл-стрит сходилась с Уич-стрит и граничила с широким Стрэндом. Уже стемнело. Витрины лавочек отбрасывали на снежную слякоть прямоугольники неверного света. В связи с тем, что здесь предлагалась литература сомнительного толка, на Холивелл-стрит после наступления темноты было больше посетителей, чем в Сесил-корте, однако из-за лютого холода, стоявшего в Лондоне, даже здешние книготорговцы, очевидно, несли убытки.
Наконец Седрик остановился возле лавки с узкой дверью, выкрашенной в зелёный цвет, и маленькой витриной, где громоздились стопки непримечательных книг. Одна из них оказалась раскрыта, на развороте лежали карманные часы. Что это означало, знали лишь библиоманты и посвящённые.
Седрик толкнул дверь, и прозвенел колокольчик, оповещая хозяина о посетителе. На мгновение Седрику показалось, что навстречу ему в лавке поднялся настоящий смерч библиомантики – настолько воздух тесной лавочки насытился ею. Вопреки расхожим представлениям о том, как должен выглядеть антикварный книжный магазин – ряды полок, сплошь заставленные фолиантами, – в лавочке имелся один-единственный книжный шкаф со стеклянными дверями, стоявший за маленьким прилавком. За стеклом виднелись ряды запечатанных глиняных горшочков, рассортированных по размеру. Горшочки были не подписаны. В каждом из четырёх углов магазина стояли тяжёлые напольные часы, которые слаженным тиканьем отмеряли секунды. На стенах также висели часы. Их маятники размеренно качались.
– Добрый вечер! – воскликнул Седрик в направлении задёрнутой занавески за прилавком. Было маловероятно, что хозяин не услышал звон дверного колокольчика.
– Я сейчас подойду, – послышалось из-за занавески.
И верно, через минуту чья-то рука отдёрнула ткань и за прилавком показался человек. Морщинки вокруг его глаз удивительным образом напоминали циферблаты часов.
– Добрый вечер, сэр. Прошу прощения, что заставил вас ждать. – Человек распахнул дверцы шкафа и поставил туда ещё три глиняных горшочка, которые он, по-видимому, только что чем-то наполнил у себя в мастерской.
– Мистер Ричард Бекфорд?