— Уже сидят. Она же здесь на ужине.
— Интересно он свою убогую привезет? Покажет наконец-то людям? Или так и будет держать как чудище взаперти?
— Спрячет снова. Стыдится ее. Позор, выставленный напоказ. Исчадие ада породило такое же исчадие и все пороки видны налицо.
— Где он откопал эту шлюшку? В каком притоне нашел?
— В какой-то очередной подворотне, куда наведывался постоянно. Денег дал. Кто согласится за него выйти? Он же жуткий и мерзкий! Только ради бабла! Да и чудище его безногое никому не сдалось.
Не совсем понимая, о чем они говорят я все равно не вытерпела. Меня вдруг накрыло. Произошло замыкание внутри, и я в ярости распахнула дверь настежь. Увидела двух женщин, стоящих на балконе с дымящимися чашками и гневно посмотрела на обеих.
— Говорит за спиной только тот, кто до смерти боится сказать всю лживую мерзость в глаза.
Они в удивлении уставились на меня.
— А теперь можете повторить. Давайте. Что замолчали?
Но они словно языками подавились, их рты чуть приоткрылись и в глазах промелькнул искренний ужас. Что, сучки злобные не ожидали? Давайте скажите мне в глаза свои мерзости!
— Мои тетушки любят поливать грязью только шепотом и только втихоря. — раздался голос Хана за спиной и его руки легли мне на плечи. — потому что сказать мне это в лицо кишка тонка и памперсы слишком дешевые — протекают. Да, Цэцэг? Ты знаешь, что такое памперсы? Или твой муж все еще взбирается на тебя вхолостую? Или уже не взбирается? Сколько у него бастардов?
Молодая женщина в сиреневом наряде судорожно сглотнула ее глаза сверлили Хана ненавистью, но она не перечила.
— А ты, Оюун, так же красноречива была, когда при тебе невинную убивали или язык в зад заткнула и молчала, как трусливая ослица?
— Я не виновата в смерти Сарнай! Не смей меня обвинять!
Пальцы на моих плечах, как клешни сдавили меня.
— Я буду говорить и делать все что захочу. Слушай меня и слушай внимательно! Одно неверное слово в ее сторону, один неверный взгляд, и я вас не пощажу. Три шкуры спущу. Теперь в этом доме все принадлежит мне.
Та, кого он назвал Оюун поморщилась и выплюнула, как каркнула.
— Сначала пусть твоя родит, а потом своим все называй. Одна уже родила тебе!
— Молчать! — тихий рокот заставил ее замолчать и прикусить язык, — Если хочешь оставаться в этом доме, а не разделить судьбу Чэмег.
— Ты не посмеешь!