— Кто это нарисовал?
— Тебе не надо этого знать. Поверь. Так лучше для тебя. Подумай о том, что я сказала… Или завершай начатое. Сюда больше никто не войдет. Твое тело обнаружат через час или два, когда Хан войдет в спальню и не найдет.
Глава 12
Я чувствовала себя пешкой в его игре. У меня было такое ощущение, что это кратковременная роль, после которой будет феерическое окончание спектакля без хэппи энда для меня. Но с момента, как я положила нож на стол и надела великолепный дорогой наряд стоимость которого имела шестизначное число на бирке, прошло целое столетие… И я постоянно думала о словах Зимбаги. Но не в том ракурсе как она хотела… Я думала о том, что легче бежать от прирученного зверя, чем от обозленного и натасканного. Пока одевалась Хан сидел в кресле и оценивающе смотрел на наряды, которые надевала на меня Зимбага. Коротко и отрицательно. Каждое из платьев было вышвырнуто на пол. Пока он не кивнул и не встал с совершенно равнодушным видом и не покинул комнату, а меня расчесали, наложили легкий макияж и наконец-то позволили посмотреть на себя в зеркало. Я испытала шок.
Ничего более вульгарного на мне никогда не было надето. Вызывающее короткое платье серебристого цвета, алая помада на губах, распущенные волосы и туфли на каблуке. Я скорее походила на проститутку или стриптизершу в дешевом клубе. В недоумении смотрела на свое отражение. Разве Хан не монгол и его семья одобрит такой вычурный наряд? Или я продолжаю быть игрушкой и теперь мною будут маячить, как красной тряпкой? Но зачем? Я попросила Зимбагу замазать засос у меня на шее, но она сказала, что не велено. После нашего последнего разговора она делала вид, что мы ни о чем не говорили и держала от меня дистанцию. А я смотрела на нее и не понимала кто она такая на самом деле? Молодая и довольно привлекательная. В услужении Хана и при этом между ними ничего нет… Или было? Эта мысль промелькнула и исчезла. Вызвав ненадолго неприятное ощущение.
Дом, в который мы приехали напоминал восточный дворец, и я потрясенная какое-то время его рассматривала, раскрыв рот. На несколько секунд позабыв зачем я здесь.
— Нравится?
Голос Хана вывел из оцепенения. Он, как всегда, во всем черном, как на похоронах. Ни одной вещи другого цвета. Но это несомненно его цвет он и есть сама чернота.
— Красиво. — неохотно ответила и опустила глаза. Никогда не могла долго смотреть ему в глаза и не хотела. Душу выкручивают его бездны мрака.
— Переедем сюда на днях. Будешь хозяйкой.
Сказал, как отрезал, а я судорожно сглотнула. Меня не покидало ощущение, что я проживаю какую-то не свою жизнь в чужом теле. А он так сказал как будто меня это должно было обрадовать.
— Идем, — подставил мне локоть, приглашая опереться, и я невольно подчинилась, под пальцами тут же ощутилось железо его мышц. Кажется, сожму пальцы, и они сломаются. В этом человеке нет ничего мягкого. Ни в характере, ни физически. Запахло барбекю и пряностями. Хан ступал по газону вместе со мной, приближаясь к расставленным на улице столам. Я с трудом поспевала за ним. Его шаг моих три. Создавалось ощущение что он идет, а я бегу. И чем ближе мы подходили к толпе гостей, тем сильнее билось мое сердце от страха и холодели руки.
— Боишься? — спросил мой новоиспеченный муж, не глядя на меня, но с раздражением накрывая мою руку своей лапой чтобы заставить перестать дрожать.
— Да.
— Никогда не лжешь. — не вопрос, а скорее утверждение и меня немного задевает, что он не смотрит, когда говорит со мной, — Не бойся. Если кто-то из них посмеет тебя обидеть я выверну ему кишки наизнанку. Ты — моя жена. А значит в твою сторону нельзя дышать.
Ничего утешительного в его словах я для себя не обнаружила. Но… надо отдать ему должное, когда идешь рядом с самым жутким человеком во вселенной уже как-то странно бояться еще кого-то.
Столы были выставлены буквой «п» и накрыты белыми скатертями. Повсюду сновали официанты, прямо на улице расставлены мангалы, чаны с кипящим маслом, столы для нарезки овощей, бар и огромные колонки в которых играет восточная музыка. На деревьях гирлянды. Неужели здесь собрались праздновать нашу с Ханом свадьбу? Я видела людей, столпившихся возле скрюченного пожилого человека в инвалидном кресле. Один из слуг махал на старика огромным пестрым веером на палке, а второй застыл с подносом возле него и буквально заглядывал ему в рот, стараясь предугадать каждое желание. Сразу было видно кто хозяин этого дома. Кем он приходится Хану?
Нас заметили едва мы вышли на открытую местность. Все обернулись в нашу сторону и разговоры смолкли. Как внезапно выключенное радио. Потяфкивала чья-то маленькая собачка, но даже она замолчала, когда нога Хана ступила рядом с ней и он смерил ее страшным взглядом, от которого она поджала хвост и тут же запросилась на руки к хозяйке. Роскошной брюнетке в белом костюме, похожей на модель с обложки журнала. ее вспыхнувший было взгляд, погас, едва она меня заметила. Аккуратные брови сошлись на переносице. Хан на нее даже не посмотрел. Он шел мимо них, как будто мимо пустого места и я буквально физически ощущала его превосходство над ними. Как будто все эти люди невзрачные мелкие сошки. Дворняжки. По сравнению с ним.
Я смотрела на этих людей и буквально каждой порой ощутила исходящую от них неприязнь, даже ненависть, направленную на моего спутника. Они смотрели на него с нескрываемым страхом и в то же время с ненавистью настолько лютой, что казалось от нее разогрелся и без того горячий воздух. Но в них было еще что-то… что-то неподдающееся определению. Я бы назвала это удивлением и… ожиданием. Их взгляды метались от меня к Хану и обратно, рты презрительно кривились. Одна из женщин даже плюнула себе под ноги. А девушка с собачкой, стоявшая рядом с молодым мужчиной и пожилым седым человеком с тростью, казалось сейчас сожжет меня заживо.
Но Хан на них не смотрел и даже не здоровался. Он направлялся к старику, сидящему в инвалидном кресле. И если вначале тот улыбался, завидев гостя, то теперь улыбка медленно сползала с его бледного морщинистого лица на котором узкие глаза походили на две прорези под которыми скрывается темнота.