— Нет. Не вижу.
Она резко вскинула голову и руки сжались в маленькие кулаки.
— Издеваешься? У меня нет ног, если ты не заметила. Я родилась вот такой вот страшной и недоделанной.
— Ты сказала, что ты уродина, а я этого не вижу. Ты очень красивая девочка.
В этот раз она на меня внимательно посмотрела и застыла с хлебом в руке, вытянутой над водой.
— Я?
— Да ты. У тебя красивые волосы и глаза. Я, правда, не знаю, как ты улыбаешься, но и губы у тебя тоже красивые… может у тебя нет зубов?
— Есть! — она смешно оскалилась, и я рассмеялась. В этот момент лебедь чуть подпрыгнул, махнув крыльями и выхватил из ее ладони хлеб.
— Ой! Ооооой, он у меня хлеб забрал! Ты это видела? Видела? Ааааа забрал, — она улыбалась, ее брови приподнялись вверх, на обеих щеках играли ямочки, а глаза сверкали совершенно преображая лицо. — Наглый Чайковский.
— Чайковский?
— Да. Его так зовут.
Она бросила лебедю еще кусочек хлеба.
— А ее звали Одетта. Как в балете знаешь?
Я кивнула и почувствовала, как на глаза навернулись слезы… Девочка, которая никогда не сможет ходить любит балет.
— Я часто слушала Лебединое озеро и наблюдала за ними. Они были очень красивыми.
Я протянула руку и дотронулась до ее волос, но она отпрянула назад. В недоумении на меня посмотрела и снова на воду.
— Хотела бы я тоже плавать как он…
— Что здесь происходит?
Мы обернулись обе. И я ощутила, как вся кровь отхлынула от лица и сильно забилось сердце. Перед нами стоял Хан и держал на цепи свою тигрицу. Его пальцы с намотанными на них железными кольцами сжимали цепь и даже чуть побелели. Он смотрел на нас исподлобья тем самым жутким взглядом, которого я всегда смертельно боялась. Волосы упали ему на лицо и сквозь челку просвечивал пластырь, который я вчера наклеила. Одетый в тонкую футболку и джинсы он казался не просто огромным, а гигантским и черная кошка рядом с ним смотрелась как исчадье ада.
— Возвращайся в дом, Эрдэнэ! Сейчас же!