Хан отошел от окна, подтянул рукава белого свитера и поправил ладонью волосы. Да, на нем был белый свитер и светлые джинсы. Ангаахай сказала, что ей надоело черное и что его смуглой коже невероятно подходит белый цвет.
Утром она разбудила его страстными поцелуями и когда он нехотя открыл глаза — на маленьком столике стоял торт с одной свечой, и она с сияющим видом принялась орать всемирно известную дурацкую песенку и размахивать воздушными шарами. Вначале он опешил. Ничего подобного и более глупого не видел никогда в своей жизни.
— Что это?
— Твой День Рождения!
— И что?
— Как что? Надо веселиться и отмечать. Это же праздник!
Праздник? Ему никогда не отмечали дни рождения. Обычно он и не помнил этой даты. Последний раз мать дарила ему в подарок деревянного солдата, но и тот остался где-то в прошлой жизни в доме деда.
Но это было забавно. То, как она пела, размахивала руками, прыгала, пыталась заставить его кружиться. Мелкая, гибкая, смеющаяся так заразительно, что он и сам начал лыбу давить. А потом Ангаахай кормила его тортом собственного приготовления, измазала его и себя кремом.
— Тебе вкусно?
— О даа, — стонал он и покусывал ее шею.
— Я про торт. Это «Наполеон». Я сама его испекла. Для тебя.