«Привет, красавец!» – сказал Джон, завидев Майкла. Джон уже вышел на пенсию, и для них с Нэнси это был первый приезд сюда за три года, минувшие с девяностолетия Мими.
Майкл просиял. «Смотрите-ка, а вот и он!» Братья обнялись. «Чувак, да ты вроде стал короче на пару дюймов?» – «Ну, может действительно немножко» – сказал Джон.
«Да нет, точно. Ты же всегда был выше меня, да?» – спросил Майкл. «Ну, да», – ответил Джон. Два года назад он упал со стремянки и долго и мучительно восстанавливался после полученных травм. «Три операции на позвоночнике, четыре на коленях и еще три на голеностопе. Последние два года я был почти полным инвалидом», – рассказал Джон. «Ладно, если снова захочешь на стремянке поработать, у меня найдутся для тебя занятия», – пошутил Майкл.
Перед выходом на пенсию Джон с Нэнси позволили себе потратиться на покупку жилого автофургона, на котором и приехали сейчас из Айдахо. В Бойсе они обеспечили себя кое-какими земными благами для счастливой пенсионерской жизни: у них был отреставрированный собственными руками старинный рояль, пруд с золотыми рыбками в садике за домом и небольшой виноградник, дававший сырье для домашнего вина. С приобретением автофургона для длительных поездок приезжать в Колорадо им стало менее накладно, чем раньше. Однако они жили обособленной от остальных Гэлвинов жизнью. Отчасти это входило в их намерения, но также, по их словам, было продиктовано жизненными обстоятельствами. «Маргарет и Мэри действительно взяли на себя основное бремя заботы о психически нездоровых. И у них есть на это деньги», – говорит Джон.
Сейчас Джон уже чувствовал некоторое раздражение. Он собирался исполнить на панихиде фортепианную пьесу, которую специально разучил, а теперь выяснилось, что не получится, потому что Линдси организовала неформальную церемонию на природе. Это не соответствовало его пожеланиям, хотя умом он понимал, что раздражаться не имеет права – ведь время проведения обряда и так было приурочено к его приезду в Колорадо-Спрингс. И все же он был обескуражен. Джон оказался в непривычной для себя ситуации – не контролировал ход событий. Чаще всего именно так и бывает. У тех, кто подобно Джону, покидает родные места, складывается свой собственный взгляд на вещи. Возвратившись, можно столкнуться с тем, что он противоречит взглядам окружающих, и даже почувствовать себя в какой-то мере отвергнутым.
Джон уже очень давно решил жить по возможности собственной жизнью и не видел себя в роли человека, опекающего своих братьев. «Приезжая туда, я стараюсь увидеться с Мэттью и Питером, если получается, ну, может, раз в год. Но ведь с самым старшим, Дональдом, просто невозможно разговаривать».
Мэтт решил не ходить на семейный ужин накануне похорон. С него вполне хватило того, что днем он пообщался с Линдси, и встречаться со всеми остальными в доме на Хидден-Вэлли ему показалось излишне затруднительным. Питера вообще не пригласили – было очевидно, что тусовка с родственниками накануне похорон чересчур утомит и его, и их. Но на следующий день оба присутствовали на церемонии: Мэтт неловко притаился где-то на заднем плане, а Питер привлекал всеобщее внимание, исполнив в конце церемонии «Мои любимые вещи» на своей блок-флейте, а затем зачитав никейский символ веры в собственной трактовке: «Верую в Единого Бога, Отца-вседержителя, Творца небес и земли…»
К ужину накануне похорон из Денвера приехал Марк – самый младший из психически здоровых братьев Гэлвин. Лысеющий широколицый Марк с бородкой клинышком был совершенно не похож на остальных членов семьи, если не считать манеры речи. Они с Джоном и Майклом вели высокоинтеллектуальные беседы о политике, музыке и шахматах – культурные во всех отношениях люди, которыми мать всегда хотела их видеть. Джон ушел с работы директора университетского книжного магазина и получал государственную пенсию. Свою машину он превратил в частное такси и регулярно обслуживал заказчиков из двух самых дорогих отелей Боулдера, St.Julien и Boulderado. На этом новом поприще он пересекался с людьми, о которых была бы рада услышать Мими. Например, художественный руководитель Боулдерской филармонии нанимал Марка для встреч и проводов приглашенных артистов в аэропорту. «В январе ходил на Вивальди, – рассказывал Марк. – Отвозил знаменитую пианистку Симону Диннерстайн в аэропорт, и со мной заранее расплатились билетами на ее концерт».
После того как другие братья-хоккеисты скончались или заболели, Марк чувствовал себя одиноким среди своих родных. Отдельные эпизоды детства как будто полностью стерлись из его памяти – то ли из-за потребности полностью оставить их в прошлом, то ли из-за нежелания возвращаться к болезненным воспоминаниям. Хотя некоторые особенно яркие моменты не изгладились. Марк отлично помнит ту яростную стычку между Дональдом и Джимом на День благодарения, когда Дональд опрокинул на Джима сервированный к ужину стол. «Полный дурдом», – сказал Марк, покачивая головой.
Из здоровых отпрысков семьи на ужин не приехали только Ричард и Маргарет. Ричард, очевидно, хотел избежать конфронтации. Накануне он разразился посланием по электронной почте по поводу завещания Мими, в котором настаивал, что Линдси не должна быть душеприказчицей матери. Это вызвало резко отрицательную реакцию всех остальных членов семьи, вставших на защиту Линдси.
По мнению Линдси, Ричард просто злился из-за того, что его не включили в завещание. По словам Линдси, Мими решила поступить так потому, что несколько лет назад Ричард уже получил определенную сумму родительских денег, когда проходил через полосу неудач. «Отцу Ричард не нравился», – говорит Линдси. Вместе с тем она не отрицает, что Мими души не чаяла в Ричарде и всегда хихикала и сплетничала с ним, когда он приезжал в гости. «Она могла сталкивать нас лбами, чтобы получить, что хотела. Это свойство, с которым я неустанно борюсь», – говорит Линдси.
Бывая свидетелем этих стараний Ричарда подладиться к Мими, Майкл давился смехом. «Он очень хочет быть таким же как отец и чувствовать себя вершителем судеб. Думаю, он перебарщивает с этим», – говорит он.
Спустя несколько недель Ричард рассказал за ланчем, что поссорился с Линдси из-за того, что, как ему казалось, она только и говорит, что о больных братьях. «Меня это очень раздражало. Говорил ей: «Мэри, давай хоть однажды поговорим за ужином о чем угодно еще, кроме психических болезней». Это меня уже просто угнетало».
Ричард был скорее в мать, чем в отца. Он желал обсуждать только приятные темы, вроде морских путешествий или выгодных сделок с бизнесменами из Дубая. Кроме того, он явно убежден в важности хорошего происхождения. Это особенно ярко проявилось в его рассказах об отце – ни о чем подобном остальные члены семьи не упоминали. По версии Ричарда, Дон Гэлвин был не старпомом, а капитаном корабля «Джуно». На авиабазе Энт он служил не просто офицером разведки, а личным связным президента Эйзенхауэра. Дон Гэлвин не только стал первым исполнительным директором Федерации штатов Скалистых Гор – он ее и создал. Дон Гэлвин получил свое звание «Отец года» не от местного клуба футбольных болельщиков, а непосредственно от президента Никсона. Дон Гэлвин был не просто председателем орнитологического общества Колорадо-Спрингс, а «Одюбоном[74] Западных штатов». А в NORAD Дон Гэлвин служил не просто офицером связи. «Папа работал на Управление стратегических служб, из которого выросло ЦРУ», – сообщил Ричард.
Ричард рассказывал о секретных миссиях своего отца в Исландии, Эквадоре и Панаме, которые он выполнял под прикрытием сотрудника Академии и NORAD. По его словам, он почерпнул все это из разговоров с матерью: «Она сказала, что об этих вещах он никогда не говорил».
То, что Дон Гэлвин – шпион, не подтверждается ни одним из имеющихся источников информации в армии и разведке. Тем не менее такое романтическое представление об отце было удобным. По крайней мере, это звучало лучше, чем история о незадавшейся военной карьере – возможно, из-за чересчур либеральных взглядов – и необходимости впоследствии, стиснув зубы, выдавать себя за выдающегося пиарщика.
Чтобы не думать об отце именно так, Ричард прибег к удобному самообману. Такого рода вещи не свидетельствуют о том, что человек нездоров. Выдумывать разные истории свойственно всем людям.
Маргарет сказала Линдси, что не хочет ночевать в родительском доме, и лучше приедет на следующее утро вместе с Уайли и дочерями. Линдси в очередной раз ощутила себя брошенной. Она не знала, что делать с этим чувством. Весь вечер она не говорила об этом, пока на кухне к ней не обратился Джон:
– Значит, Маргарет так и не появилась.
– Да уж, – сказала Линдси.