Одиомзвак упал и выронил топор. Однако тотчас снова поднялся на ноги и, подняв с пола топор, шатаясь, двинулся за отступающим Саймоном.
Саймон продолжал пятиться. Надрывное дыхание его самого и Одиомзвака скрипело, как смычок по слабо натянутым скрипичным струнам. Ноги дрожали и грозили в любой момент рассыпаться на части, сам он был слишком слаб, чтобы бежать. Что еще хуже, бежать ему было некуда. Еще три шага – и его прижмут спиной к широкому открытому окну.
Откуда-то из коридора донеслось рычание Анубиса и истошные вопли Мофейслопа.
– Тебя зовет хозяин! – прохрипел Саймон.
– Ничего, несколько укусов быстро выгонят из него лишнюю спесь, – ответил тот. – Сначала я разделаюсь с тобой, а потом займусь псом.
– На помощь! – завопил Мофейслоп.
Одиомзвак замешкался и повернул голову. Саймон прыгнул на него. Сверкнуло лезвие топора. Почувствовав, как тот соприкоснулся с его лицом, Саймон рухнул на пол. Однако вскоре – через несколько секунд, не более того – пришел в себя. Он сидел на полу. Левая половина лица как будто онемела. Он ничего не видел левым глазом. Другой глаз видел довольно четко, вот только затуманенный мозг не понимал, что видит глаз. Вернее, не понимал, как произошло то, что он видит.
Перед ним на полу лежал окровавленный топор. Прикрывая лицо, Одиомзвак в ужасе пятился назад от мельтешащего клубка пронзительных воплей и перьев. И тогда Саймон понял: это в окно влетела Афина. Увидев, что Саймон в опасности, она атаковала Одиомзвака, пустив в ход клюв и острые когти.
«Как мило, – подумал Саймон. – Эх, успеть бы подняться и помочь сове, прежде чем этот урод открутит ей шею».
Одиомзвак волчком завертелся на месте, как будто тем самым пытался избавиться от противной птицы. Афина продолжала бить его крыльями и рвать ему лицо когтями. Они вращались в этом жутком вальсе, пока не исчезли за кулисами. В данном случае, кулисами было открытое окно.
Саймон шагнул к окну и высунулся наружу. Надо сказать, вовремя, потому что увидел, как Одиомзвак сорвался со скального выступа. В этот же момент от него отлетел объект меньших размеров – Афина. По всей видимости, до этого она крепко цеплялась за него когтями. Одиомзвак продолжал кувыркаться в воздухе. Афина еще какое-то время покружила вокруг него, после чего начала набирать высоту, поднимаясь назад, к Саймону.
В следующий миг к Одиомзваку, чья спина, наконец, выпрямилась, пикируя, устремились три стервятника. С высоты башни старый горбун был похож на тряпичную куклу, набитую красными опилками.
Саймон сел в кресло. Казалось, он просидит в нем, не шелохнувшись, не одну неделю. Увы, свирепое рычание и истошные вопли раздавались все ближе и ближе, что подсказало ему, что пошевелиться ему придется, и очень скоро. Ибо если этого не сделать, кто знает, пошевелится ли он когда-нибудь потом вообще. С другой стороны, учитывая его состояние, это не такая и плохая идея.
За его спиной раздалось хлопанье крыльев, Затем наступила тишина. Саймон обернулся. Афина выглядела так, будто только что побывала в стиральной машине с красным бельем. Они на миг обменялись взглядами. Затем сова вспорхнула со стола и приземлилась на пол рядом с топором. Повернувшись к ней, Саймон успел заметить, как она схватила с пола что-то круглое и проглотила. Он тоже сглотнул, и ему сделалось еще муторнее. Его левый глаз скользнул ей в глотку.
Времени падать в обморок не было. В комнату, хотя и порядком потрепанный, ворвался Мофейслоп. За ним по пятам, весь измазанной кровью, правда чьей, – своей или мудреца, – не понятно, рыча влетел Анубис. Где-то по пути сюда Мофейслоп потерял кинжал и теперь судорожно искал взглядом любое другое оружие. Единственным оружием в поле зрения был топор.
Саймон поднялся с кресла в режиме замедленной съемки. Мофейслоп, чей личный проектор, наоборот, крутил пленку на повышенной скорости, подскочил к топору и нагнулся, чтобы поднять его с пола. Анубис впился зубами в основание его хвоста. Мудрец вновь взвыл, держа в руке топор, выпрямился, и словно пес, который пытается укусить собственный хвост, принялся выписывать на полу спираль. При этом он взмахнул топором, но ничего не задел, даже сову, которая приземлилась ему на лицо.
Все трое волчком двинулись в сторону Саймона. Тот попытался уйти с их пути и даже решил, что это ему удалось, как вдруг что-то ударило его рядом с основанием его собственного хвоста.
17. Семейное древо узнается по плодам
Трубы боли пронзительно трубили, а предки Саймона лихо отплясывали.
На протяжении всех его страданий отец и мать, а также многие тысячи праотцов и праматерей вертелись вокруг него в дикой пляске. Каждую ночь они, кружась, подбирались к нему все ближе и ближе, словно были кровожадными индейцами, а он – ослабшим и истекающим кровью защитником бивуака переселенцев.