Однако Джоанна в защитниках не нуждалась. Она медленно встала, наполнила свой бокал красным вином и сделала глоток. Затем оглядела свою аудиторию. В свете свечей она выглядела поразительно. Длинные волосы, по цвету напоминавшие кукурузу, она откинула с лица. Простое черное платье напомнило Нине о молодой вдове в трауре.
– Я пришла на курс с историей, – начала Джоанна. – С очень личной историей. Но я принимала ее слишком близко к сердцу, подбирала не те слова. Писала слишком замысловато. Мне понадобилась помощь наставников, особенно Нины, чтобы понять, что мне нужно быть проще. Чтобы все было по-настоящему.
Она начала читать без вступления. Отрывок повествовал о молодой женщине, которую избивал мужчина. Слова были тщательно подобраны, четкие и без эмоций. Рассказ был написан с точки зрения женщины, но в нем не было жалости. Она описала, как оказалась на полу, почувствовала холодную плитку щекой, увидела кусок хлеба, оброненный во время завтрака. Джоанна сделала паузу, чтобы перевести дух, и вдалеке послышался стук в дверь. Нина почувствовала, как Холли насторожилась. В столовой собрались абсолютно все. Возможно, осталось открытым окно, и ветер задувал в дверь. Но в тот вечер ветра не было. Джоанна продолжала читать. Тут дверь в столовую распахнулась с такой силой, что ручка ударила о стену. Джоанна остановилась на полуслове и повернулась в сторону зашедшего в комнату мужчины. Жилистый, среднего возраста, седеющие волосы забраны в хвост. Джоанна заговорила с ним усталым тоном матери, которая весь день провозилась с капризным ребенком – одновременно ласково и раздраженно:
– Ну, Джек. На кой черт ты пришел?
Тут мужчина вышел из себя и начал кричать.
Глава 19
Вера была у себя дома среди холмов и ждала звонка от Холли. На улице было еще светло, но возвращаться в участок после беседы с Хелен Томас было бессмысленно, так что она сразу поехала домой. Джо тоже отпустила пораньше, ожидая, что тот скажет спасибо: он вечно говорил, как любит повозиться с детьми перед сном. Но настроение у него было странное, и он уехал, не сказав ни слова. Было холодно. Зима в этом году, похоже, пришла рано, и Вера развела огонь. Она грела ноги перед камином, попивала чай, когда зазвонил телефон.
– Ну как все прошло с Уинтертоном?
Когда Вера предложила Холли отправиться ближе к вечеру в Дом писателей и пообщаться с бывшим детективом, та напомнила ей борзую, спущенную с поводка. Она почти что задрожала от возбуждения.
– Все хорошо.
В доме телефон ловил не очень, и голос Холли звучал так, будто она звонила со дна глубокого колодца.
– Как думаешь, зачем он пошел на курсы? Из-за смерти дочери?
– Не совсем. Мне показалось, ему просто хотелось выбраться из дома. На пенсии ему не нравится. Он скучает по работе, по ощущению, что ты кому-то нужен. Уинтертон ходил на вечерние курсы по английской литературе, там и задумался о писательстве.
– Да уж, с пенсией так бывает.
Вера о пенсии даже думать не хотела и боялась ее даже больше, чем болезни или внезапной смерти.
– Но почему он вдруг решил заняться писательством?
– Ему все говорили, что он пишет хорошие отчеты. А еще он читал детективы про полицейских, и все в них было неправильно, и он решил, что сможет написать лучше. Вот и все. Его дочь училась в Манчестерском университете, так что никакой связи с Фердинандом.
Чай у Веры почти остыл. Придется сделать еще.
– Он рассказал что-нибудь о других участниках? Может, мы чего-то не заметили?
На другом конце телефона замолчали.