Вниз, сквозь ветки и кости

22
18
20
22
24
26
28
30

С этими словами она, развернувшись на пятках, вприпрыжку поскакала обратно к воротам замка. И пока она шла, ленточки, одна за другой, незаметно выскальзывали из зажатого кулака, оставляя за ней след в пыли.

Джек обернулась к лоточнице, потянувшись за монетами на дне корзины.

– Простите, – глухо сказала она как можно убедительней. – Я не хотела приводить ее сюда. Она меня вынудила. Возможно, у меня не хватит денег, чтобы расплатиться с вами, но я обещаю, я верну остальное, только скажите, сколько я должна.

– Нисколько, – ответила лоточница. Она все еще не смотрела на Джек.

– Но…

– Я сказала: нисколько. – Лоточница принялась разглаживать ленты, пытаясь навести порядок среди хаоса, который устроила Джилл. – Она все равно никогда не платит. Господин пришлет кого-нибудь с золотом или заплатит больше, когда закажет для нее очередное платье. На этот раз она хотя бы не угрожала мне. Не показывала свои зубы или не спрашивала, не хочу ли я взглянуть на шею под ее бархоткой. Вы сделали ее лучше, а не хуже.

– Простите.

– Уходите. – Лоточница наконец подняла глаза, наконец сфокусировала взгляд на Джек. Когда она снова заговорила, ее голос был настолько тих, что его едва можно было расслышать: – Все знают, что дети, которые говорят с дочкой Господина, потом исчезают, потому что он не готов делить ее ни с кем. Но вы – исключение. Потому что, хотя вы и не его дитя, вы все еще ее сестра, а она ревнует к тем людям, которые говорят с вами. Отойдите от меня, пока она не решила, что вы мой друг.

Джек сделала шаг назад. Лоточница продолжила сортировать ленточки с угрюмым выражением лица. Она больше ничего не сказала, поэтому Джек развернулась и пошла через притихшую деревню. Солнце село. Огромная красная луна зловеще висела над самым горизонтом, как будто была готова сорваться и начать крушить все на своем пути.

Дверь трактира была закрыта. В окне горела единственная свеча. Джек посмотрела на нее и пошла дальше, прочь из деревни, через ворота, в дикую и одинокую пустошь.

* * *

Свет в окне мельницы делал ее похожей на маяк, на нечто совершенное и чистое, зовущее заблудшие души домой. Джек пошла чуть быстрее, когда поняла, что она уже почти дома. Но ей казалось, что она движется недостаточно быстро. Тогда она побежала и непременно врезалась бы прямо в дверь, если бы доктор Блик не открыл ее секундой раньше. Так что она влетела в его упругий живот, и грубый кожаный фартук ударил ее по щеке.

Она выронила корзину, и припасы и оставшиеся монеты рассыпались у ее ног.

– Джек, что случилось? – спросил доктор Блик, и его голос показался спасительной веревкой, брошенной тонущей девушке, его голос был прочной основой ее мира, и она обняла доктора, прижалась к его груди, в кои-то веки забыв про грязь, и плакала и плакала под оком неумолимой луны.

Часть IV. Джилл и Джек не вернутся вовек

<…>

О, матушка, матушка, ложе готовить пора.

Пусть узким и длинным выйдет оно, пойми:

Мой милый, мой Уильям сгорел от любви вчера,

А я сегодня умру ради его любви.

Ее схоронили у старой церквушки, весенней порой,