Вниз, сквозь ветки и кости

– Он не сказал тебе почему? – Джилл с надеждой повернулась к Мэри. – Он придет навестить меня сегодня? Я знаю, прошло только два дня, но…

– Вы в самом деле не знаете, мисс? – Конечно, она не знала. Вампиры заботились о времени, только когда это было связано с другими людьми, а Джилл, хотя она еще была человеком, уже думала как вампир. Мэри заставила себя улыбнуться: – Сегодня пятая годовщина вашего появления в Пустошах.

Джилл широко распахнула глаза:

– Мне семнадцать?

– Да, мисс.

Время в Пустошах не совпадало с течением времени в родном мире Джек и Джилл: оно подчинялось другим естественным законам и не совпадало точно ни с каким календарем. Но год есть год. Даже если их точный день рождения невозможно было определить, с датой их прибытия все было ясно.

Джилл подпрыгнула на постели; взметнулись одеяла и воздушная ночная рубашка.

– Мне было почти двенадцать с половиной, когда мы попали сюда, – возбужденно заговорила она, откидывая одеяла на кровать. – Так что сейчас мне практически восемнадцать. Он хочет меня? Сегодня ночью? Время пришло?

– Практически восемнадцать – это не то же самое, что на самом деле восемнадцать, – сказала Мэри, стараясь сохранить выверенный баланс доброты и почтения, необходимый в разговорах с Джилл. – Он знал, что вы спросите об этом. Он сказал, что из-за того, что мы не знаем точную дату рождения, лучше проявить осторожность; все останется по-прежнему, пока колокола Затонувшего Аббатства не возвестят смену времен года.

– Но это же целая вечность! – запротестовала Джилл. – Почему так долго? Я не сделала ничего плохого! Я была такой хорошей! Я старалась и стала такой, какой он хотел видеть меня!

Она сбросила с себя подушки и выпрямилась, взмахнув руками, чтобы показать изящное кружево ночной рубашки и тщательно уложенные локоны. Она давно уже обучилась искусству спать неподвижно, так чтобы встать идеально ухоженной и готовой встретить ночь во всеоружии.

– Старалась и стала, за исключением совершеннолетия, – мягко ответила Мэри. – Дверь все еще может открыться. Мир, в котором ты родилась, все еще может позвать тебя обратно.

– Это все сказки, чтобы пугать детей, – фыркнула Джилл. – Двери приходят, только если в них есть нужда.

– Ты знала, что такое вампир, когда оказалась здесь, – сказала Мэри. – Тебя это не удивило? Наши правила существуют потому, что в прошлом было сделано много ошибок. Все пошло не так.

Новоиспеченные вампиры, порождения гнева и голода, проходили через волшебные двери обратно в те миры, откуда пришли, в беззащитные перед ними миры… Мэри подавила желание вздрогнуть. Пустоши знали, как уживаться с вампирами. Пустоши были приспособлены к выживанию со всеми своими чудовищами.

– Если бы вы отправились в горы к повелителю оборотней, он сказал бы вам то же самое, – сказала она. – Или вниз к морю. Утонувшие Боги не изменяют никого из тех, кто еще может вернуться обратно. Мы должны быть осторожны, чтобы не привлечь внимание той силы, что создает двери. Если они закроются, Пустоши будут обречены.

– Луна делает двери, – язвительно сказала Джилл. – Все это знают.

– Это только одна из теорий.

– Остальные теории неправильные. – Джилл посмотрела на нее. – На двери, через которую мы вошли, было написано «Будь уверен», и я уверена. Я уверена, что хочу быть вампиром. Я хочу быть сильной, прекрасной и вечной. И я хочу знать, что никто и никогда, никогда не сможет отобрать у меня все это. Почему я не могу стать вампиром?

– Вы станете, – сказала Мэри. – Станете, когда зазвонят колокола Затонувшего Аббатства. Господин отведет вас в самую высокую башню и сделает вас безжалостной, быстрой, и, самое главное, он сделает вас своей. Но вы должны дождаться, когда зазвонят колокола, мисс, вы должны. Я знаю, это трудно. Я знаю, вам не хочется ждать. Но…