Епископ продолжал дальше:
– Во-вторых, буду требовать примерного наказания двух разбойников, наказания тяжёлым заключением, ликвидацией имущества, отдалением их от двора. Не могу с ними встречаться больше, не должны их видеть глаза мои. Никогда! Я имею право требовать смерти насильникам; пусть благодарят Бога, когда им жизнь дарую.
Не было ответа. Епископ говорил дальше, всё более возвышая голос:
– Разграбили моё имущество, расхватали драгоценности и одежды, потерь на несколько сот гривен серебра или больше… костёлу следует за покаяние…
– Поэтому, когда покаяние уже окупится, – сказал Дзержикрай, – другого требовать не годится. Закон не знает больше одной кары за вину. Два раза не казнят никого.
– Я знаю, что вы знакомы с правом и не напрасно несколько лет провели в Болонье, – прервал епископ, – но у меня моё право записано тут, на груди, не знаю иного, кроме этого. Обиженный, ущемлённый, я не выйду отсюда иначе, как отомщённым.
Вальтер, которого крик епископа лишил смелости, начал бормотать:
– Что касается Топорчиков, главных исполнителей, их должны будут судить. Это не подлежит сомнению.
– Пусть отдадут жизнь! – вскричал епископ, забыв, что требовал только заключения в тюрьму.
– Но вы сами были к ним более милосердны минуту назад, – отозвался Дзержикрай. – Жизнь у них не возьмёте.
Епископ, немного задетый, остро поглядел на говорящего и бросился на своё сидение. Тут же стояли жбан и кубок, он выпил всё и сказал Дзежикраю:
– Вы охотник?
– Нет, – холодно ответил спрошенный.
– Вы охотитесь на юридические уловки в книгах и декреталиях, – добавил епископ.
– К этому я приготовился! – отозвался каноник спокойно.
Поглядели друг другу в глаза. Хладнокровие этого воспитанника Италии немного над Павлом взяло перевес.
Он чуствовал, что против него был не первый попавшийся противник, который превосходил его спокойствием и самообладанием.
– Что же тогда будет? – довольно неловко прервал молчание епископ, потому что был нетерпелив. – Вы прибыли торговаться со мной о моём освобождении. Страна находится и останется под интердиктом, пока не наступит согласие. Не примите моих условий, то князь и княгиня ни пасхальной исповеди, ни отпущения грехов иметь не будут. Вы должны согласиться на то, что я хочу, иначе – ничего!
Князь должен меня умолять публично, с верёвкой на шее.
– Это совсем не может быть, – сказал Дзержикрай, – не может.