– Это наш знак! – воскликнул старший, оглядываясь. – И вот могила, поэтому здесь нужно ждать, пока не появятся…
– Уж если обещал и нас сюда привёл, – сказал другой, поменьше ростом, следующий за ним мужчина с чёрной бородкой, довольно боязливо оглядываясь вокруг, – но за язычников ручаться нельзя, не предадут ли. Что если нас в ловушку хотят поймать? Мы тут в тридцать мечей не сможем оборониться от язычников, когда тучей окружат.
– А что бы это дало им? – сказал первый. – Добычи бы большой у нас не нашли.
Не докончив, он поглядел в лес, но оттуда ничего слышно не было.
Эта группа, сжатая довольно плотно, была полна бдительности, хоть командир казался спокойным. Когда в бору что-нибудь шелестело, они настораживали уши, невольно хватаясь за мечи у пояса. Но топота коня, которого ожидали и опасались вместе, слышно не было.
Так прошло больше часа. Вождь приказал себе какой-нибудь напиток налить из бочки, которую один человек вёз под кожухом. Другие потихоньку переговаривались, а чем дольше ждали, тем больший страх измены рождался. На белом, холодном, ясном небе взошло солнце – но ещё ничего не показывалось.
Наконец один из группы дал знак, он первым уловил далёкий топот коня. Все приложили руки к ушам. В глубине леса шумело всё отчётливей.
– Едут! – воскликнул чёрный, наполовину с опаской, наполову с радостью.
Вождь ничего не отвечал. Некоторые снова хватались за мечи. Уже могли определить бег коней по замёрзшей земле.
Пытались угадать из него численность всадников.
– О, О! – шепнул один. – Будет их там человек тридцать, если не больше.
Стояли, дожидаясь в молчании, когда из-за деревьев первым показался молодой, красивый мужчина на энергичном маленьком коне.
На голове он имел меховой колпачок, конусообразный верх которого свисал спереди, а два конца из ушей падали ему на плечи вместе со светлыми волосами, посередине которых смотрело румяное, круглое лицо, с выпуклым лбом, несмотря на молодость, поражающее великой силой и отвагой. Голубые глаза, на первый взгляд полные сладости, имели во взоре что-то такое, что объявляло о том, что умели быть и жестокими.
Маленький рот, вокруг усыпанный золотым пухом, гордо задранный, дико, страшно смеялся, хотя, может, хотел быть весёлым.
Вождь всадников, увидев подъезжающего юношу в соболином кожушке, в набитом поясе, с окованным луком через плечо и костяной трубой, вышел ему навстречу и рукой у шапки с ним поздоровался. Тот так же его приветствовал.
За ним был виден следующий отряд. Достаточно многочисленный, на маленьких косматых лошадках, в кожухах и высоких шапках, вооружённый луками, пращами и короткими деревянными копьями, висевшими как чурбаны, или заткнутыми за пояс.
Два отряда остановились недалеко друг от друга, потому что тот, который сопровождал прибывающих, задержался в лесу, точно ему сперва приказали это.
Посередине между ними съехались вождь и юноша, начиная тихий разговор. Он продолжался недолго, они договорились быстро, вождь дал знак своим, чтобы ехали с ним. Но в минуту, когда начинали движение, молодой нагнулся к его уху и живо начал что-то говорить. Остановили коней.
Старший вождь только минуту раздумывал, повторно дал знак, чтобы его люди остановились.
– Ворон! – крикнул он чернобородому. – Мне вас не нужно. Останьтесь тут и ждите меня. Я еду один.