Епископ, которого так неожиданно удивили люди, кои раньше жестоко с ним обошлись в дороге на Серадзь, по-прежнему недоверчиво поглядывал, слушал, думал, не хотел показывать, что так легко согласится. Опасался и подозревал их в предательстве… Однако они на него так напирали, что в конце концов он начал раздумывать, какую из них можно будет вытянуть пользу. Нельзя было ими пренебрегать, как помощниками. Род был старый, в родстве со многими другими, очень богатый, люди отважные, энергичные и опытные. Так же одна месть, которою пылал епископ, вела их к нему.
Жегота усиленно к нему напрашивался, когда Павел провёл рукой по спине и сказал ему:
– На спине и руках я ещё чувствую ваши верёвки, кости до сих пор разбиты от вашей телеги, а вы хотите, чтобы я поверил в вашу дружбу! Вы думаете, что я легко забываю и прощаю?
– Сами по собственной воле мы не отважились бы на это, – сказал Жегота. – Кто служит пану, тот его слушает.
Епископ ещё хмурился.
– Подождите, – сказал он, – не спешите. Прежде чем я приму ваши услуги, хочу лучше узнать вас.
– Лучше всего нас узнаете, – сказал Топорчик, – когда теперь снова заедете в усадьбу князя Владислава в Ополье.
Убедитесь, что мы его для вас сумеем сделать более послушным, чем был до сих пор.
– И это слабый человек! – сказал Павел, глядя в окно.
– Один он не может решиться выступить на Болеслава, – говорил Топорчик, – и поэтому колеблется. Когда обеспечите ему подкрепление, он охотно пойдёт.
Жегота искал на лице епископа признак какого-нибудь более благоприятного расположения; в конце концов, не найдя его, он начинал уже сомневаться в хорошем результате своей попытки, и, дав брату знак, медленно стал отступать к дверям.
Увидев это движение, епископ понял его значение. Он начал размышлять.
– Подождите, – забормотал он. – Кто-нибудь из нынешнего моего двора знает вас?
Братья посоветовались взглядом.
– По крайней мере до сих, нам кажется, нас не узнали, – ответил Жегота.
– Останьтесь чуть дольше, – прибавил епископ. – Мы с вами ещё поговорим. Рассказывайте о себе, что вы силезцы, а фамилию и род не нужно разглашать.
Он попрощался с ними, указывая на дверь. Они вышли, послушные.
К вечернему столу вызвали силезцев. Говорили при них, как всегда, открыто против Болеслава и Лешека, чему они охотно и горячо помогали. Из речи, однако, легко можно было понять, что Краковское и Сандомирское они лучше знали, чем Силезию, и что знали, на кого там можно было рассчитывать.
Два дня держал их епископ, изучая, пока, наконец, не отправил.
Готовились к поездке в Силезию, отправляли послов в разные стороны и получали известия, которые приходили отовсюду. Наконец наступил день отъезда, и епископ выехал, охотясь по дороге, без вопроса, в чьих лесах, передвигаясь медленно, отдыхая, по дороге заезжая в дома приходских священников и монастыри.