Стременчик

Грегор немного задержался признаться в ней, вспомнил, что женщина была не рада, когда он путешествовал.

– Давно я мечтал, – наконец он произнёс, – попасть в Италию, потому что это королевство книг и неисчерпаемый источник науки. Вот, вот так складывается, что ксендзу-епископу нужен посол в Рим, а по дороге я бы Болонью и Падуя посетил.

Фрончкова сделала гримасу.

– Ксендз-епископ? – спросила она, многозначительно покачивая головой, и иронично усмехнулась. – А ты, добродушный человек, радуешься этому?

Гжесь изумился.

– А почему бы мне не радоваться? – говорил он почти обиженный.

– Потому, – начала Лена, – что он хочет отдалить тебя от двора короля и королевы, потому что, может, завидует твоему растущему влиянию, быть может, боится его!

Грегор на минуту задумался, но когда поднял умный и спокойный взгляд на сидящую напротив Фрончкову, которая торжествовала со своей проницательностью, его взгляд почти унизил её, он означал какую-то жалость, имел силу и превосходство, которые почувствовала Лена.

– Моя дорогая подруга, – сказал он медленно, – правда, правда, в твоей заботе обо мне ты никогда не понимаешь, к чему я стремлюсь и чего желаю.

Ты думаешь, что высокое положение при короле, что решающий голос в совете могут быть для меня желанной целью, и что я думаю добиваться их. Это не так. Это бренные дела, которые тянут за собой великую заботу, борьбу и ответственность. Не хочу, и упаси Бог выручать или заменять епископа Збышка. Не хочу властвовать! Не желаю власти, за мудростью гонюсь и её ищу… и покоя… Новая книга, новый свет, которые приобретаю, мне дороже, чем должности и сокровища.

Он на минуту прервался, замолчал, точно хотел, чтобы слушательница хорошо поняла значение его слов.

– Да, – прибавил он, – а если ты видела, как я бросил тихий угол в коллегии для более выгодной должности у Тарновских, потом как от них перешёл на службу королевы, не думай, чтобы я сделал это из-за власти и грёз о должности.

Всё, даже мудрость, окупать нужно… мне хотелось раздобыть то, на что купить Плавта и Теренция. А позже на старость обеспечить себе угол и крышу, под которыми бы, не желая хлеба насущного, мог их читать и размышлять над ними.

Поэтому не беспокойся, добрая моя подруга, о судьбе Грегора, который сам о ней иначе не заботится, только чтобы дала ему покой для работы.

Лена, сложив на груди руки, молчала и смотрела на него.

– Понимаю и не понимаю, – отвечала она потихоньку. – Можно всё-таки презирать бренность мира, но когда этот мир человек имеет возможность направить к лучшему, почему бы ею не воспользоваться? Не для себя, а для мира!

– Моя подруга, – смеясь, воскликнул Грегор, – осторожно, как бы мы не заблудились на философском бездорожье!

Думаешь, что кто-нибудь, кроме Господа Бога и его приговоров, управляет миром? Думаешь, что Збышек, которому кажется, что диктует права, есть чем-то иным в руках Провидения? Ошибаешься. Каждый должен делать то, к чему чувствует призвание, а об остальном не заботиться. Меня в Италию зовёт тяга к книгам и миру, пойду за ней, а Бог сделает так, что моя работа в общую пользу обратится.

Фрончкова чуствовала себя, может, немного обиженной, данным ей уроком, и живо отпарировала:

– Значит, ты думаешь, что я ошибаюсь, и у Збышка нет намерения тебя отстранить?