Стременчик

Владислав также совсем не желал вмешиваться в то, что за него удачно выполняли мать и епископ. Он рвался только на войну, остальное охотно бы сдал на других.

Мать и Збышек так его приучили к тому, чтобы они его выручали, что Владислав ещё воли своей не имел. Все вкусы и желания молодости поглотили преждевременно созревшего юношу. Мать следила, не ставила им препятствий.

Среди самых неприятных занятий в Литве, переговоров с коварными крестоносцами молодой пан мог свободно возиться со своими конями, с доспехами, с людьми, которых для себя, как стражу, выбирал и наряжал, устраивал турниры, скачки и весёлые развлечения с Тарновскими.

Мать давала иногда указания, иногда более суровое напоминание. Король тогда целовал ей руки, бросался к коленям или на шею, и уходил счастливый от того, что видел её более весёлой.

Все поучения матери питали одно чувство, амбиции героизма и господства, завоевания огромных государств, значения и славы.

Королева Сонька даже не колебалась потихоньку переживать перед сыном, что покойный Ягайлло не мог воспользоваться тем, что почти шло к нему в руки. Владислав обещал ей, смеясь, пойти хоть бы на край света завоёвывать, громить врагов и захватывать земли.

Среди шума в покоях молодой пан примерял привезённые доспехи, на что смотрели и хвалили Тарновский и несколько придворных, когда вошёл Грегор из Санока.

Его серьёзной физиономии и одежды Владислав вовсе не боялся. Поэтому он велел ему посмотреть на него и сказать, как он находит доспехи, а особенно шишак, на который были посажены лев и орёл. Ярко вышитые и искусно вырезанные ламбрекены спадали по обеим сторонам и лежали теперь на полу, потому что вооружение было предназначено для коня.

Королю было хорошо в этом наряде, а из открытого шлема улыбалось молодое лицо, полное огня и жизни.

– Магистр, что скажете про мои доспехи? – воскликнул король.

– Что не разбираюсь в ним, и если бы их похвалил, – сказал Грегор, – моя похвала совсем бы ничего не стоила…

– Так же, как моя, если бы вы читали мне вашего любимого поэта, – ответил король.

– Ещё меньше, – сказал Грегор.

Из глаз магистра Владислав, наверное, вычитал, что он не напрасно пришёл, и что должен ему что-то сказать, а так как догадался о посольстве матери, обратился к нему с шёпотом:

– Имеете что-нибудь ко мне?

– Хочу попрощаться с вашей милостью, – сказал тихо Грегор.

Король, услышав это, быстро обеими руками освободил себя сначала от шлема, который он, смеясь, одел на голову рядом стоящего Амора, потом начал стягивал доспехи, в чём ему помогали другие, и пошёл с Гжесем в другой конец комнаты.

– Куда едете? – спросил он.

– Об этом путешествии или епископ Збышек, или королева лучше проинформируют ваше величество, – сказал Грегор. – Еду, потому что меня посылают.

Король нахмурился.