Я: «А почему большой сердился?»
Ганс: «Потому что я у него отнял маленького». (Замечает, что я все записываю, и спрашивает:) «Зачем ты пишешь?»
Я: «Чтобы передать потом профессору, который отнимет у тебя глупость».
Ганс: «Ага! Выходит, ты записал и то, что мама сняла рубашку? Тоже отдашь профессору?»
Я: «Да, однако он не поймет, как можно измять жирафа».
Ганс: «А ты ему скажи, что я сам этого не знаю, и тогда он не будет спрашивать. А если спросит, что такое помятый жираф, пусть он нам напишет, и мы ему ответим. Нет, лучше давай сейчас напишем, что я сам этого не знаю».
Я: «Почему же ты пришел ночью?»
Ганс: «Сам не знаю».
Я: «Скажи-ка мне быстро, о чем ты теперь думаешь?»
Ганс (шутливо): «О малиновом сиропе».
Я: «О чем еще?»
Ганс: «О ружье, чтобы стрелять людей насмерть» [152].
Я: «Ты уверен, что это тебе не снилось?»
Ганс: «Еще как уверен! Я точно знаю». (Продолжает рассказывать.) «Мама долго меня упрашивала сказать, зачем я приходил ночью. А я не хотел этого говорить, мне было стыдно перед мамой».
Я: «Почему?»
Ганс: «Не знаю».
Моя жена и вправду расспрашивала его все утро, пока он не поведал эту историю с жирафами».
В тот же день отец мальчика разгадал фантазию насчет жирафов.
«Большой жираф – это я, точнее, мой пенис (длинная шея); помятый жираф – моя жена (ее половые органы); все вместе есть плод разъяснения, услышанного Гансом.
По поводу жирафа см. описание поездки в Шенбрунн. Кроме того, изображение жирафа и слона висит над его кроватью.