Я: «Итак, она смотрела, как ты делаешь пи-пи. Может, ей было любопытно узнать, как ты это делаешь?»
Ганс: «Или узнать, как выглядит моя пиписька».
Я: «Но и тебе тоже было любопытно, верно? Ты подсматривал только за Бертой?»
Ганс: «За Бертой и Ольгой».
Я: «А еще за кем?»
Ганс: «Ни за кем».
Я: «По-моему, ты врешь. А как же мама?»
Ганс: «Ну, и за мамой, конечно».
Я: «Но теперь тебе больше не интересно, так? Ведь ты знаешь, как выглядит пиписька Ханны».
Ганс: «Но она же вырастет, правда?»[162]
Я: «Да, конечно… Но когда вырастет, она все-таки будет отличаться от твоей».
Ганс: «Это я знаю. Он будет такой же, как сейчас, только больше».
Я: «В Гмундене ты подсматривал, как мама раздевается?»
Ганс: «Да. А когда купали Ханну, я видел ее пипиську».
Я: «И мамину видел?»
Ганс: «Нет».
Я: «Почему тебе противны мамины панталоны?»
Ганс: «Не все, только черные. Когда она их купила, я увидел и плюнул. А когда она надевала и снимала другие, я не плевался. Я плевал потому, что эти панталоны черные, как ка-ка, а желтые – как пи-пи. Когда я смотрю на них, мне хочется делать пи-пи. Когда мама носит панталоны, я их не вижу, потому что сверху она надевает платье».
Я: «А когда она раздевается?»
Ганс: «Тогда я не плюю. Но когда панталоны новые, они похожи на ка-ка. А когда они старые, краска сходит и они становятся грязными. Когда их покупают, они новые, а когда их не покупают, они старые».