По возвращении домой я заметил в передней коробку, а Ганс сказал: «Ханна ездила с нами в Гмунден в такой коробке. Каждый раз, когда мы ездили в Гмунден, ее везли в коробке. Ты что, снова мне не веришь, папа? Прошу, поверь, так все и было. Мы взяли большой ящик, полный детей, они сидели в ванне. (Он имел в виду упаковку из-под ванны.) Я сам их посадил туда. Честное слово, я хорошо это помню»[167].
Я: «А что еще ты можешь припомнить?»
Ганс: «Что Анна ездила в коробке, это я хорошо помню. Честно-честно!»
Я: «Но ведь в прошлом году Анна ехала с нами в купе».
Ганс: «Зато раньше всегда ездила в коробке».
Я: «В маминой коробке?»
Ганс: «Да, это была мамина коробка».
Я: «Где же она стояла?»
Ганс: «Дома, на чердаке».
Я: «Выходит, она носила коробку с собой?»[168]
Ганс: «Нет! Когда мы снова поедем в Гмунден, Ханна опять поедет в коробке».
Я: «Как же она вылезла из коробки?»
Ганс: «Ее вытащили».
Я: «Кто вытащил? Мама?»
Ганс: «Мы с мамой. Потом мы сели в повозку, Ханна ехала верхом на лошади, а кучер погонял. Он сидел впереди. Не помню, был ли ты с нами. Мама все знает, но этого она не знает, она опять забыла. Ничего ей не говори!»
Я заставил его повторить этот рассказ, чтобы записать в точности.
Ганс: «Потом Ханна вылезла».
Я: «Она ведь и ходить тогда не могла!»
Ганс: «Мы вынесли ее на руках».
Я: «Как же она могла сидеть на лошади, ведь в прошлом году она совсем не умела сидеть».